Период полураспада - Елена Котова Страница 26

Ирка сидела одна, смотрела по сторонам. В узелке лежал кусок хлеба и кусок сыра. Она загадала, что если она не съест, а дождется мамы, то та придет. День прошел, наступала ночь, к Ирке подошла женщина.

– Ты почему одна? Потерялась?

– Я маму жду.

– Нельзя тебе оставаться тут. Пойдем ко мне, переночуешь.

– Без мамы я не пойду!

– Детка, нельзя ночью одной в сквере…

– …Нет, – закричала Ирка, – не трогайте меня, я никуда не пойду без мамы.

Женщина не отставала, но тут появилась Маруся, и женщина повела обеих к себе ночевать. Дом был забит людьми, и их положили на полу. Ирка начала засыпать, слыша сквозь дрему громкий голос, доносившийся с улицы: «Самолеты приближаются к городу, они будут через три минуты. Уходите в бомбоубежище. Самолеты приближаются, они будут через две минуты…» Никто не поднимался и не уходил. Началась бомбежка, со всех сторон слышались взрывы, но никто не поднялся, чтобы идти на поиски бомбоубежища, ни у кого не было сил.

Утром они с мамой отправились обратно на вокзал. Забрались в товарный поезд, забитый людьми, с двухэтажными нарами, покрытыми коврами. Мама шепотом объяснила, что это эвакуированная «совэлита из прибалтийских стран». На нижних нарах сидели оборванцы, прорвавшиеся в поезд, как и они сами. Поезд останавливался каждые пять минут, потому что бомбежки не прекращались, они добрались до Смоленска уже глубокой ночью.

В Смоленске было ужасно. Пути, забитые поездами, паровозы, включавшие гудки, как только объявляли тревогу. Над всем городом стоял вой сирен, а люди в вагонах кричали: «Не нарушайте светомаскировку, не открывайте двери!» К утру их поезд стал двигаться. На этот раз ехали без остановок довольно долго, Ирка заснула. «Это уже дачи?» – спросила она, проснувшись, потому что домики, мелькавшие за окном, были похожи на Подмосковье.

Это был Ржев. Хотя поезд ехал дальше, на восток, мама сказала, что они сойдут тут. Как она умудрялась что-то узнавать, какое чутье ей подсказывало? Она понимала, что все эшелоны, скорее всего, гонят в Сибирь или в Среднюю Азию, а им надо в Москву. Только в Москву!

Появился новый товарный поезд, Ирка с матерью заняли место на подножке – поезд был осыпан гроздьями людей, – и долго сидели, пока мать, то ли узнав что-то, то ли по наитию, опять не сказала дочери: «Слезай, придется все же идти на вокзал».

Вокзал в Ржеве выглядел, как будто никакой войны не существовало. Ни криков, ни воя поездов, в залах стояли баки с питьевой водой. Впервые за прошедшие двое суток у Ирки возникло ощущение, что кто-то руководит хаосом. Кругом было много интеллигенции, все, конечно, рвались в Москву. Мама пошла к начальнику вокзала. Прошло еще пару часов, вдруг объявили: «Прибывает эшелон, следующий до Москвы». Поезд пришел пустой, в него тут же ринулись люди, Ирка тоже вскочила со скамейки, стала стягивать узлы.

– Сиди тут, мы не садимся на этот поезд.

Люди, с которыми они познакомились за часы ожидания, уже кричали им из вагонов:

– Идите скорее, мы вам места заняли!

– Мама! Поезд уйдет без нас! Почему ты сидишь?!

– Заткнись, не ори, не смотри туда, – сквозь зубы отвечала Маруся, глядя себе в колени.

Ирка рыдала, а мать лишь повторяла: «Прекрати. Сиди тихо!» Поезд ушел, Ирка давилась слезами. Ей было страшно, наверно, впервые так страшно за прошедшие два дня. Намного страшнее, чем когда они прощались с отцом, и когда она ждала маму в Полоцке.

Вокзал обезлюдел. Ирка рыдала, мать молчала, не утешая ее. Сидела, сцепив на коленях чуть костлявые руки, глядела в пол. Тут подошел обычный пассажирский поезд, полупустой. «Пошли», – бросила Маруся, поднимая с пола чемодан.

В их купе ехал всего лишь один военный. Ирка легла и тут же заснула, а когда проснулась поезд уже подъезжал к Москве.

– Мама, а что с тем поездом?

– Его отправили на восток, чтобы избавиться от людей и разгрузить Ржев.

Военный улыбнулся и протянул Ирке яблоко.

– Тебе сколько лет?

– Девять… – Ирка грызла яблоко и смотрела в окно. Проехали Новый Иерусалим, Опалиху, поезд катил уже по привокзальным путям.

Было раннее утро двадцать шестого июня, розоватое солнце освещало зеленовато-белое здание Рижского вокзала, Москва была тихой и праздничной. У вокзала стояла шеренга вымытых такси с привычными шашечками. Из радио по площади разносилась песня: