Одинокий странник (сборник) - Джек Керуак Страница 26

Все это зримо в далекой вышине над грезящими полями долин Стилаквамиша и Скагита, сельскохозяйственных плоскостей мирной зелени, почва до того богатая и темная, что население гордо говорит, что по плодородности она уступает лишь Нилу. В Миллтауне, Вашингтон, твоя машина перекатывается через мост поперек Реки Скагит. – Налево – к морю, на запад – Скагит течет в Бухту Скагит и Тихий Океан. – В Бёрлингтоне сворачиваешь направо и нацеливаешься в сердце гор по сельской долинной дороге сквозь сонные городки и один оживленный сельскохозяйственный рыночный центр, известный как Седро-Вулли, с сотнями машин, припаркованных наискось на типичной сельско-городской Главной улице скобяных лавок, лавок злаков и кормов и пяти-десяток. – Дальше глубже в углубляющуюся долину, густые лесом утесы возникают по обочинам дороги, сужающаяся река уже несется быстрее, чистая просвечивающая зелень, как зелень океана облачным днем, но стремление тающего снега с Высоких Каскадов без соли – почти что годная к питью севернее Марблмаунта. – Дорога вьется больше и больше, пока не доезжаешь до Конкрита, последнего городка в Долине Скагит с банком и пяти-десяткой – а потом горы, что тайно возносятся за подножьями холмов, уже так близко, что и не видишь их, но начинаешь их чувствовать все больше.

В Марблмаунте река проворный поток, работа спокойных гор. – Из падших бревен у воды получаются хорошие сиденья, чтоб наслаждаться речной страной чудес, листва, подергиваясь на добром чистом северозападном ветру, похоже, рада, самые верховые деревья на ближайших облесенных пиках, обмахнутые и пригашенные низколетящими тучами, вроде как довольны. – Тучи изображают лики отшельников или монахинь либо же иногда похожи на печальные номера дрессированных собачек, что спешат в кулисы за горизонтом. – Во вздымающейся груде реки борются и булькают коряги. – Мимо несутся бревна на двадцати милях в час. Воздух пахнет сосной и опилками, и корой, и грязью, и веточками – над водой сквозят птицы в поисках тайной рыбы.

Пока едешь на север по мосту в Марблмаунте и дальше в Ньюхейлем, дорога сужается и крутит, пока наконец не видно, как Скагит льется по валунам, пенясь, и с отвесных склонов кувыркаются ручейки и вваливаются прямо в него. – Горы высятся со всех сторон, видны лишь плечи их и ребра, а головы скрыты от глаз и ныне снегоувенчаны.

В Ньюхейлеме от обширных дорожных работ над лачугами и кошками, и грузачами стоит туча пыли, плотина здесь первая в череде, создающей Скагитский водораздел, питающий энергией Сиэтл.

Дорога заканчивается в Дьябло, мирном поселении компании из аккуратных коттеджей и зеленых лужаек, окруженных плотно сгрудившимися пиками под названиями Пирамида, и Колониальный, и Дейвис. – Здесь огромный лифт подымает тебя на тысячу футов до уровня Озера Дьябло и Плотины Дьябло. – За плотиной хлещет реактивный рев воды, сквозь которую приблудное бревно может выпулиться, как зубочистка, в тысячефутовой дуге. – Здесь впервые ты на такой высоте, что начинаешь видеть Каскады. Сверканья света к северу показывают, где Озеро Росс размашисто загибается аж до Канады, распахивая вид на Национальный заповедник горы Бейкер, столь же впечатляющий, как любая панорама в Колорадских Скалистых.

Катер «Сиэтлского Городского Света и Энергии» ходит по регулярному расписанию от маленького пирса возле Плотины Дьябло и направляется курсом на север между крутыми облесенными скальными утесами к Плотине Росс, ходу там где-то полчаса. Пассажиры – электросотрудники, охотники и рыболовы, и работники лесничества. Ниже Плотины Росс начинается ногоходство – нужно карабкаться по скалистой тропе тысячу футов до уровня плотины. Здесь открывается огромное озеро, являя курортные плотики, предоставляющие комнаты и лодки для отдыхающих, а сразу за ним плоты Службы лесничеств США. Отсюда и дальше, если повезет быть богатеем или наблюдателем за лесными пожарами, тебя могут упаковать в Первобытный Район Северных Каскадов – лошадью и мулом, и лето ты проведешь в полнейшем уединении.

Я был пожарным наблюдателем, и после двух ночей за попытками уснуть в грохоте и шлепанье плотов Лесной Службы, одним дождливым утром за мною пришли – мощный буксир, пристегнутый к большому плоту-корралю, несшему на себе четырех мулов и трех лошадей, всю мою бакалею, корм, батареи и оборудование. – Погонщика мулов звали Энди, и на нем была та же обвислая ковбойская шляпа, что он носил в Вайоминге двадцать лет назад. «Ну, мальчонка, теперь мы тебя упрячем туда, где и достать не сможем, – так что лучше приготовься».

«Мне только того и надо, Энди, побыть одному три месяца напролет, чтоб никто меня не доставал».

«Это ты сейчас так говоришь, а через неделю иначе запоешь».

Я ему не поверил. – Я с нетерпением ждал того переживания, какое люди в этом современном мире заслуживают редко: полного и обустроенного уединения в глухомани, днем и ночью, шестьдесят три дня и ночи, если точнее. У нас не было ни малейшего понятия, сколько снега выпало на мою гору за зиму, и Энди сказал: «Если там нет, это значит, тебе придется топать две мили вниз по лихой тропе каждый день или через день с двумя ведрами, мальчонка. Я тебе не завидую – я там бывал. А однажды будет жарко, и ты почти сваришься, а мошкара, ее даже не сосчитать, и на следующий день тебя дерябнет старой доброй летней метелицей из-за угла Хозомина, который торчит там возле Канады у тебя на заднем дворе, и только успевай дрова подбрасывать в эту свою буржуйку». – Но у меня весь рюкзак был забит свитерами под горло и теплыми рубашками, и штанами, и длинными шерстяными носками, купленными на набережной Сиэтла, и перчатками, и шапкой с ушами, а в списке жрачки полно растворимого супа и кофе.

«Надо было кварту бренди с собой прихватить, мальчонка», говорит Энди, качая головой, когда буксир потолкал наш плот с загоном вверх по Озеру Росс сквозь створ бревен и вокруг влево курсом прямо на север под неимоверным дождевым покровом Горы Закваска и Горы Рубиновой.

«Где Пик Опустошения?» спросил я, имея в виду свою гору (Гору, чтоб хранилась навсегда, грезил я всю ту весну) (О одинокий странник!)

«Ты его сегодня не увидишь, пока на нем практически не окажемся, а там ты уже насквозь промокнешь, и будет тебе не до него».

Еще с нами был помощник лесничего Марти Гольке из Марблмаунтского Лесничества, тоже советы и наставления мне подбрасывал. Никто, похоже, Пику Опустошения не завидовал, кроме меня. После двух часов пробиванья сквозь штормующие волны долгого дождливого озера с унылым дымчатым лесом, вздымавшимся отвесно по обеим сторонам, а мулы и лошади чавкали своими кормовыми торбами под проливным дождем терпеливо, мы прибыли к подножью Тропы Опустошения, и буксирщик (который нас поил добрым горячим кофе в штурманской рубке) подтянул суденышко и пристроил плот к крутому грязному склону, где битком кустов и падших дерев. – Муловод шлепнул первую мулицу, и та дернулась вперед со своим переметом батарей и консервов, передними копытами ударила в грязь, вскарабкалась, оскользнулась, чуть не упала обратно в озеро и наконец дернула могуче один раз и ускакала с глаз долой в туман ждать на тропе остальных мулов и своего хозяина. – Мы все сошли на берег, отвязали баржу, помахали буксирщику, сели на лошадей и пустились печальной и каплющей компанией под проливным дождем.