Мистер Эндерби. Взгляд изнутри - Энтони Берджесс Страница 26

Того, что мир назвал бы жизненно необходимым, у Эндерби было немного. Проблема заключалась в ванне стихов. Опустившись перед ней на колени, точно (тут он сардонически рассмеялся) боготворил собственное творчество, он начал охапками переваливать ее содержимое в больший из двух своих чемоданов, отделяя – более или менее тщательно – рукописи от корок сэндвичей, пачек из-под сигарет и цилиндриков давно использованной туалетной бумаги. Но он нашел столько старых стихов, о которых совершенно забыл, поэтому не смог удержаться и удивленно начал читать, а день тем временем клонился к закату. Ему пришлось существенно изменить первоначальный план – теперь его целью было попасть (если Джек позволит) на какой-нибудь вечерний поезд до вокзала Виктория, провести ночь в гостинице, а после полудня спуститься по другой ступице на южное побережье. Ему казалось, он должен жить у моря, которое ему как огромная, мокрая слюнявая мачеха или зеленая догматичная церковь, нуждающаяся в присмотре; море хотя бы неспособно на вероломство.

Поразительно, чего он только не понаписал, особенно в молодости: пародии на Уитмена, Чарлза Даути, попытку перевода Duino Elegies [16], лимерики, даже начало пьесы в стихах про Коперника. Был один сонет со смежными рифмами александрийским стихом, датируемый днями его любви и зависти к пролетариату. Он с удивлением и ужасом прочел сестет:

Когда свечереет, он кончит работу

и копоть отмоет с рук,

Сам себе – наконец! – властелин,

на несколько жалких часов.

Со вкусом поест и трубку закурит,

себе единственный друг,

В сиянье камина покорно внимать газетным

сплетням готов.

Выпьет, повздорит «У Льва» в кабачке,

рубцами налупится вдруг,

Дома картофелем похрустит – и уснет,

без страданий и снов.

Ровнехонько в положенный час вернулся Джек, отряхнувший руки от дневных трудов коммивояжера и готовый к встрече с Эндерби. Поэтому от прошлого Эндерби оторвала горилья дробь во входную дверь.

– Выходи, Эндерби, хватит уже! Пора, Эндерби, дело зовет. Выходи и дай тебе вмазать, ты, чертов поэтический зануда!

– Мой нож у тебя? – спросил Эндерби, стоя за терзаемой дверью.

– Твой нож, говоришь? Он в мусорном баке, ты, грязный недотепа. Я из тебя по-честному дух выбью, паскудный ты обманщик. Я по-хорошему тебя предупреждаю, Эндерби. Если не откроешь, я пойду за ключом старушки Мельдрам. Скажу, что ты свой посеял, солгу, как ты солгал, мерзкий ты лжец. Потом войду и тебя прикончу. Поэтому открывай как мужик и дай тебе врезать, мерзкая ты свинья.

Затрепетав от ярости, Эндерби заметался по квартире в поисках какого-нибудь оружия. А тем временем Джек, которому честь по чести полагалось устать на работе, барабанил в дверь и грязно ругался. В ванной взор Эндерби на мгновение смягчился при виде его старого друга, унитаза. Стульчак всегда был немного разболтан: не составит труда содрать его с болта, которым он крепится к чаше.

– Иду, – крикнул Эндерби. – Еще минутку.

Он извинился перед деревянным «О», грубо его отдирая, и пообещал, что вскоре напишет в возмещение небольшую оду. Вооружившись стульчаком, он подошел к двери, распахнул ее и увидел кулаки Джека с запрятанными в них большими пальцами, готовые отдубасить пустоту.

– Так нечестно, – попятился Джек. – Ты отказываешься от честной игры, Эндерби? Я всего-то и прошу справедливых извинений за то, как скверно ты со мной обошелся касательно моей собственности.

– Это ты, Джек? – раздался голос сверху. – Не делай ему слишком больно, милый.

– Не за что мне извиняться! – возразил Эндерби. – И если ты не веришь тому, что я тебе сказал, то должен и принять последствия своего неверия. Я тебе сейчас стульчаком по башке ударю.

– Только не этим, – отозвался Джек, пританцовывая и стараясь пробить защиту Эндерби. – Это смешно и вообще просто неприлично. Ты все в фарс превращаешь.

Эндерби парировал его слабые потуги, с силой нанося удары по запястьям Джека своим деревянным оружием. Он погнал Джека по коридору ко входной двери, мимо двух крапчатых картин на стенах – обе с изображением шотландских ландшафтов в непогоду. Занеся повыше стульчак, Эндерби изготовился твердым краем врезать по курчавой проволочной голове Джека, но немного не рассчитал, и стульчак, опустившись, скользнул мимо ушей и заключил лицо Джека в раму по форме задницы. Испуганный Джек принялся царапать и драть стульчак, позабыв бить по рукам самого Эндерби, а те все тянули и тянули вниз: смутной целью Эндерби было повалить Джека на пол и запинать ногами.

– Ах ты сволочь! – вопил Джек. – Это нисколечко не смешно, свинья ты эдакая!

Он все дергал вверх до гладкости отполированную ягодицами раму, а Эндерби все тянул ее вниз.

– Я и прошу только, – задыхался Джек, – извинения за то, что ты сделал. Извинись, и я тебя отпущу!

Все еще цепляясь за круглый позорный столб Джека, Эндерби развернулся и увидел у подножия лестницы его сожительницу. Одета она была как сценический Гамлет – в черное трико и черную водолазку, под которой ее титьки еще колыхались после спуска.

– Это все из-за тебя! – всхлипнул Эндерби, из последних сил цепляясь за стульчак. – Скажи ему правду!

– Он мне врезал, – ответила она, – а я ничего дурного не сделала. Теперь только честно будет, если он врежет тебе.

– Скажи ему правду! – умирающим голосом крикнул Эндерби.

– С Джеком это ничего не изменит, – ответила она. – Просто нужно, чтобы Джек кого-то избил. Джек такой, понимаешь.

– Пусть извинится! – крикнул все еще обрамленный Джек.

– Не за что мне извиняться! – булькнул исчезающий паек воздуха Эндерби.

– Тогда извинись за то, что сейчас делаешь.

– Я перестану!

Он отпустил стульчак, и, потеряв противовес, Джек полетел спиной в напольную вешалку с зеркалом, врезался в нее и опрокинул, но своего хомута не потерял. Зазвенело разбившееся стекло. Из ящика для перчаток, который внезапно открылся, выплеснулись письма, адресованные и не пересланные тем, кто давно уже и под шумок уехал, а еще – пестрые разноцветные купоны на возврат по пять пенни за каждый пакет стирального порошка.

– Хватит, – попытался сказать Эндерби, согнувшись пополам, точно воздух был тем, что следовало всасывать с пола. – Хватит, – повторил он, видя Джека на полу, все еще в хомуте-стульчаке (отличная получилась пара опрокинутой вешалке). – На сегодня… хватит…