Назовите меня Христофором - Евгений Касимов Страница 26

Однажды утром на заборе городского сада, на фанерном щите, где обычно писали кинорепертуар на неделю, появилась афиша. Огромными кровавыми буквами сообщалось, что приезжает некто Лев Бендиткис и что в ДК Кирова он продемонстрирует ГИПНОЗ. Тут же была нарисована жуткая рожа синего цвета с красными глазами, из которых, как из гиперболоида инженера Гарина, вырывались убийственные желтые лучи. Сразу поползли слухи, что этот Лев Бендиткис — ученик самого Вольфа Мессинга, и он умеет не только гипнотизировать, но и читать мысли и даже двигать взглядом предметы. Телепатия и телекинез, пожал плечами Славка Соколкин, обыкновенно. Он был большой поклонник Роберта Шекли, Айзека Азимова, Станислава Лема и, разумеется, братьев Стругацких — тетя Тоня Гарусова работала в книжном магазине и устроила им несколько подписных изданий, среди которых Славкой была наиболее любима «Библиотека современной фантастики». А еще дядя Валя Гарусов принес недавно новые журналы «Москва» с очень занятным романом, но до главы, где описывался сеанс черной магии, Славка еще не дошел, потому что журналы сначала читала мамахен, а потом их забирал папахен.

Надо сказать, что событиями городок был небогат. Да и события событиям рознь. Одно дело — драка «гоголевских» с «библиотекарскими», памятное побоище улицы Гоголя — городской окраины с потемневшими от времени рублеными избами и беленой городской церковкой — с большим домом на Цвиллинга, где на первом этаже была детская библиотека, и уж совсем другое дело — появление в закопченном небе невиданной винтокрылой машины, вертолета Ми-4, который прилетел за пострадавшим в аварии на Пригородной шахте проходчиком. Когда вертолет начал кружить над городом, горожане замерли, восхищенно задрав головы, а когда стало ясно, что местом посадки выбран стадион «Трудовые резервы», все дружно, как будто на футбольный матч «Шахтера» с еманжелинским «Горняком», ломанулись туда, чем немало встревожили пилотов. Долго потом летоисчисление велось от этого небесного явления. Так и говорили: «Это было до того, как вертолет на стадионе приземлился». Ну, или после того.

Встречу с гипнотизером ожидали напряженно. Все билеты были распроданы за неделю до вечера, и многим пришлось протыриваться только им известными путями — наиболее ушлые заранее просачивались в зал, заворачивались в тяжелые портьеры и там стояли, ожидая второго звонка, а кто-то из отчаянных и худосочных пробирался через кинобудку, вываливаясь на балкон прямо из кинобойниц, и потом прятался в последних рядах, другие как-то договаривались с билетершами. Впрочем, основная публика прибывала чинно-благородно, все больше семейными парами, все разряженные в пух и прах, что неожиданно обнаруживалось в гардеробе. Приехал на казенной «Победе» третий секретарь горкома, сел в первом ряду. Рядом примостился референт с тощей кожаной папкой для бумаг.

Пытался пробиться на концерт и Гена Бектышанский — местный дурачок, глухонемой жилистый детина двухметрового роста. Сердобольные билетерши всегда пускали его бесплатно на все фильмы. Обычно он появлялся в зале уже после того, как прошли первые титры, стремительно пробегал по боковому проходу, усаживался в первом ряду, минут пятнадцать не отрываясь смотрел на экран, потом вдруг, взвыв, начинал тыкать пальцем в движущиеся картинки, срывался с места и, клокоча, булькая и мыча, вихрем уносился прочь. Но в этот раз в первом ряду сидел третий секретарь, и невозможно было даже представить себе, чтобы Гена оказался рядом с ним. Поэтому убогому решительно дали от ворот поворот, и он уныло побрел прочь по огромному фойе — каменному, светлому, в белых толстых колоннах коринфского стиля, вышел на площадь, постоял в задумчивости, похрустел заскорузлым снежком, вдруг схватил за руль воображаемый мотоцикл, оглушительно завел его, оседлал и с невиданной скоростью заскользил, помчался по проспекту Горняков к кинотеатру имени Горького.

Малиновый плюшевый занавес был открыт, киноэкран поднимать не стали, и, если бы не какая-то наэлектризованная атмосфера, можно было подумать, что сейчас начнется демонстрация французского фильма «Три мушкетера» с несравненным Жераром Баррэ. Или новейшего чешского «Призрак замка Моррисвиль».

Включили свет на сцене, и зал вежливо зааплодировал. Вышел к рампе директор Дворца культуры и, не глядя на третьего секретаря горкома, а, напротив, уставившись торжественным взглядом на переполненный балкон, закричал тенором:

— Сегодня… у нас в гостях… лауреат… известный престидижитатор… Лев Бендиткис! — И немедленно с достоинством удалился.

Плавно начала гаснуть колоссальная бронзовая люстра под лепным потолком, разговоры умолкли, но вдруг случилось смятение: из кулис выскочил человечек, выбежал на авансцену и рассерженно закричал, задрав голову вверх:

— Свет! Немедленно дайте свет!

Из-за занавеса высунулся растерянный директор Дворца культуры. Зал зашумел. Люстра стала разгораться.

— Я хочу видеть ваши глаза, — объявил артист и улыбнулся. И зал отозвался аплодисментами.

Ничего инфернального в облике гипнотизера не было, и лицо его вовсе не напоминало афишную физиономию, явно списанную художником с Фантомаса. А было лицо округлым, сдобным, и весь он, этот Лев Бендиткис, был более похож на инспектора гороно, нежели на артиста, мага и чародея. И еще всех поразило, что был он одет как-то уж больно скромно, ни фрака на нем не было, ни цилиндра, ни лаковых штиблет — был в обычной серой паре, явно не новой.

Однако странности продолжились сразу, как все затихли в рядах и стали пытливо изучать артиста.

— Товарищи! Никакого отношения мое искусство к престидижитаторству не имеет, — пожаловался зрителям гипнотизер. — И поэтому, прежде чем начать представление, я хотел бы показать вам действительно несколько простых фокусов, элементарных манипуляций, так сказать, чтобы вы поняли — насколько отличается обычная ловкость рук от строго научных, но пока не разгаданных явлений.

Зал напряженно молчал.

— Товарищи! Для эксперимента мне нужен доброволец.

— Я доброволец! — тут же раздалось с задних рядов, и через весь зал к сцене враскачку пошел фасонистый молодой человек в брюках клеш и кремовом кабинетном пиджаке с бранденбурами. Глаза его блестели, кудри стояли дыбом, а на лице блуждала блаженная улыбка.

— Колян! Ты чё?! — заполошно закричали его дружки и загоготали. Но молодой человек только величественно взмахнул рукой и, взбежав на сцену, встал, ослепленный светом софитов. Маэстро как-то хищно подобрался и мягко подкатился к нему, обошел и, встав лицом к лицу, замер.

— Какой на вас красивый спинжак! — восхищенно всплеснул он руками. — Какой дивный спинжак! Почем брали?

И, не дожидаясь ответа, вдруг картинно принюхался, покрутил носом и сурово спросил:

— Вы сегодня сколько выпили?

Молодой человек несколько смутился, однако тут же довольно развязно показал пальцами, что примерно вот столько, ну, может, чуть больше…

— Из тазика пил! — радостно ухмыльнулся в зал артист, явно ища расположения публики.