Кто стрелял в президента - Елена Колядина Страница 26

— Ваша дочь дома? — казенным тоном задала вопрос директор школы выглянувшей из комнаты Надежде Клавдиевне.

— Да, — недоуменно ответила Надежда Клавдиевна.

— Пригласите ее.

И словно град застучал по карнизу.

«Нога какая у гражданки тяжелая», — пожаловалась половица, на которую пришелся вес стелы Гертруды Васильевны.

— Люба! — позвала Надежда Клавдиевна. И взволнованно оглядела гостей. — Что-то случилось?

— Вот это мы сейчас и выясним, — надгробным голосом пообещала Гертруда Васильевна. — Для этого мы сюда и пришли. После своего рабочего дня, кстати.

— Здравствуйте, — поздоровалась выехавшая на порог своей комнаты Люба.

Гертруда Васильевна вывела глазами крутую арку, захватившую оба угла коридора. Выстроив невидимую, но тяжелую сводчатую конструкцию, она вновь утвердила взгляд на Любе.

— Скажи, пожалуйста, Зефирова, ты сегодня обращалась с телефонным звонком в отдел культмассовой работы районного комитета ВЛКСМ?

— Да. Я хотела…

Гертруда Васильевна и Мария Семеновна бросили предсмертные взгляды в лица друг другу. «Я догадывалась, кто мог так опорочить нашу школу, педагогический коллектив, но до последнего мгновения хотела верить, что вся эта грязная история — чудовищное недоразумение, не имеющее к нашему образовательному учреждению никакого отношения», — сказала глазами Гертруда Васильевна. — «Да что же это?!» — носом ответила ей Мария Семеновна.

— Может, вы в комнату пройдете? Чего же в дверях-то? — пригласила Надежда Клавдиевна.

Директор и классный руководитель бок о бок сумрачно прошагали в большую комнату, которая в семье Зефировых именовалась «зал», и опустились на диван. Над сервантом сгустилась мгла. Рюмки дружно пожаловались на скачки атмосферного давления, от которых буквально в голове звенит.

Внезапно Гертруда Васильевна увидела на книжной полке вырванную из журнала цветную репродукцию картины «Ленин у телеграфного аппарата». Встреча с Лениным придала Гертруде Васильевне сил. Она почувствовала прилив. «Все-таки это не климакс, — с удовольствием констатировала Гертруда Васильевна. — Это — прилив энергии. Быть по-ленински энергичной — моя задача. Несмотря ни на что!»

Ленин играл особую роль в жизни Гертруды Васильевны. Одно время она даже носила на своей огромной, как сибирский утес, груди, круглый крошечный значок с бордовым профилем Владимира Ильича. В воскресенье вечером Гертруда Васильевна неизменно перекалывала железную камею с Лениным на костюм или платье, которое собиралась надевать в школу с текущего понедельника. Изменить привычке пришлось под давлением обстоятельств: бюст Гертруды Васильевны был столь обширным, что Ленин на нем терялся. Становился малозначительным. Это было нехорошо. Гертруду Васильевну могли неверно истолковать. Ленин окончательно покинул левую грудь директора школы номер два после неприятного инцидента в автобусе: подвыпивший мужчина с кривоногими усами, с которым Гертруда Васильевна оказалась в стесненных обстоятельствах задней площадки, жарко сообщил ей на ухо: «Ух и грудь у тебя! Как броневик! Небось, хоть целый день Ильича шарь — не нашаришь». Гертруда Васильевна гневно отпихнула пошляка сумкой с тетрадями и вырвалась из автобуса за две остановки до дома. Она пылала, как небо над Барселоной. Гертруда Васильевна не могла понять, откуда в СССР появляются такие люди?! Пробелы в воспитании? Проникновение чуждой морали? Влияние улицы? Пережитки прошлого в сознании? Ошибочная мировоззренческая направленность? Где, где они, педагоги, средства массовой информации и пропаганды, самодеятельные организации населения, трудовые коллективы недоработали, допустили ошибку? Она взволнованно обдумывала, как, придя домой, сразу засядет за корректировку плана завтрашних уроков истории. Решено было «Крах колониальной системы» в девятом классе заменить на «Ленинизм шагает по планете», а «Восстание под предводительством Спартака» в пятом — на «Ленинским курсом к глобальным проблемам современности». Но возле письменного стола Гертруду Васильевну облюбовал муж. Он самозабвенно обхватил, сколько смог, грудь Гертруды Васильевны, влекущую суровой мощью степных курганов. Гертруда Васильевна принялась вырываться. Выручил ее Ленин. Муж уколол палец о застежку значка. Впрочем, укол Ленина не остановил мужа. «А, чтоб тебя!» — сказал муж. И сызнова опустил трудовую ладонь на грудь, которая — ладонь, казалась не больше облачка на вершине Казбека. «Ты бы хоть не при нем!» — возмутилась Гертруда Васильевна, кивнув головой на репродукцию на стене «Ходоки у Ленина». — «А я чего? — принялся оправдываться муж. — Я ведь не к Крупской и пристаю. А к своей законной жене».

Гертруда Васильевна вспомнила об этом, взглянув на «Ленина у телеграфного аппарата» на полке у Зефировых. Все-таки в тот день муж согласился, что пока план шагов ленинизма по пылающей планете не составлен, грудь жены принадлежит учащимся школы номер два. «Ведь сумела же я убедить в своей правоте мужа, — напряженно вспоминала Гертруда Васильевна. — Так где, в какой момент упустили мы Любовь Зефирову, не сумев привить ей навыки коммунистической идеологии?»

В двери комнаты въехала коляска с причесанной Любой.

Гертруда Васильевна соединила свои руки в крепком саморукопожатии, в опасении, что они распоясаются, и тогда она будет выглядеть малодушно и не выдержанно.

— Скажи нам, пожалуйста, Зефирова, с какой целью ты оклеветала методики преподавания и содержание предметов в нашей школе? — Гертруда Васильевна старалась хранить ленинскую выдержку. — Что тебя побудило сообщить в райком комсомола, что культурная работа, коллективное творчество наших учащихся, полностью парализовано?

— Не правда, ничего такого я не клеветала, — с жаром воскликнула Люба.

После этих слов ленинская выдержка изменила Гертруде Васильевне. Она подскочила с дивана и закричала страшным педагогическим голосом:

— Ты хочешь сказать, что товарищ Готовченко врет?! Родина кормила, поила и учила тебя, инвалида, а ты так, значит, ей отплатила? Нет, ты не инвалид, ты — моральный урод и нравственный калека!

«А ну повтори, чего сказала!» — взревел костыль, с незапамятных времен стоявший за дверью.

«Любушка, не слушай ее», — запричитала коляска.

— Замолчите! — вбежал в комнату Геннадий Павлович. — Или я вас ударю, как член партии члена партии!

— Бейте! Я не боюсь вашего членовредительства! — откинув голову, вскрикнула Гертруда Васильевна.

— А вот и чай! — радостно прокричала появившаяся на пороге Надежда Клавдиевна.

— Я не дрогну ни перед каким членом! — фанатично выкрикнула Надежде Клавдиевне Гертруда Васильевна. — Даже если это ваш муж!

— Гена, ты пытался напасть на Гертруду Васильевну? — дрожащим голосом спросила Надежда Клавдиевна.

— Я? — возмутился Геннадий Павлович. — Я?! Это она начала!

— Люба, выйди из комнаты! — закричала Надежда Клавдиевна.

— Гертруда Васильевна, да как же это? Когда? — с изумлением воскликнула Мария Семеновна.