Соска - Олег Журавлев Страница 26

В числе прочих, упавшая соска повлечет за собой большую трагедию в городке Сан-Пауло-да-Сильва на севере Бразилии в двадцати часах лету на «боинге» от промороженного российского городка. В самой гуще изнывающего от жары людского муравейника рухнет недавно отстроенный современный супермаркет, с паркингом и развлекательной зоной. Супермаркет похоронит под обломками десятки невиновных покупателей. Среди погибших, по роковой случайности, окажется Хулио Фернандес, известный по роли мыльного Хосе в одном из популярных сериалов. Не повезло.

Никому и в голову не придет обвинять в трагедии Машеньку, выплюнувшую от испуга соску.

Кстати, более тридцати человек с травмами различной степени тяжести все-таки удастся спасти.

«Тук!» — соска подскочила на полу и крутанулась вокруг своей оси.

Молодая мама нагнулась, подняла. О Бразилии она в этот момент не думала, а о существовании городка Сан-Пауло-да-Сильва узнала только через два с половиной года из вечерних новостей, когда диктор грустным голосом поведал о трагедии. Откуда ей было знать, что ее дочь только что обрекла на смерть почти сотню улыбчивых бразильцев?

В эти же секунды шестеренки запущенной соской мировой революции сделали по первому щелчку. Вполне возможно, что чей-нибудь картавый голос вкрадчиво через океан: «В следующую среду мы наконец подпишем этот проклятый контракт с русскими, и я прилечу к тебе. Познакомишь с отцом и… И распишемся! У вас там не слишком жарко?» …И чье-то сердечко в ответ радостно замерло.

Не менее возможно, что совсем в другом месте грузный деятель искусств дыхнул в молоденькое ушко перегаром и уверенно полез под юбку, цепляясь за чулки печаткой с холодным камнем.

— Не момент ломаться, кролик. Эта передача будет твоей. Вот только…

А еще кто-то смял жестяную банку из-под растворимого бразильского кофе, кто-то в сердцах пнул по окаменевшему колесу оранжевой «Нивы» и матернулся, кто-то, вытирая платком пот, раздраженно бросил: «Ну так придумайте что-нибудь! Угрожайте! Спалите ему к черту дом, он сорвет нам заказ на супермаркет!», — а кто-то, не совсем счастливый, вывел на чистом листе: «Закономерность» и долго смотрел на слово, думая о своем.

А где-нибудь на северном полюсе в эти же самые мгновения с многокилометровым раскатистым треском от материка отошла очередная льдина. Мировое потепление. Возможно вполне.

Возможно, в многоэтажке напротив стоит, упершись лбом в холодное стекло, десятиклассница Лена. Или Даша. Лоб пылает. Даша беременна и должна сказать об этом маме. Сегодня. Сейчас. Сейчас или никогда. Никогда?

Мать сидит сзади и ждет. Смотрит дочери в затылок. А дочь решается. Половина пути уже пройдена, Даша уже выдавила из себя: «Мама, я должна тебе кое-что сказать. Очень важное…»

Фраза висит в воздухе. Осталось всего два слова.

Мать смотрит дочери на затылок и ни о чем не догадывается. Из соседней комнаты доносится рекламная заставка. Вот-вот начнется очередная серия бразильского сериала. Мать на нем помешана. Решается судьба Хосе, эту серию нельзя пропустить ни в коем случае!

«Всего два слова… — думает Даша. — Что сейчас начнется… А внизу ждет Валерка. Теплый, честный, мой».

Даша смотрит на мозаику зажженных окон многоэтажки напротив, пытается найти в ней закономерность. В одном из окон сидит пара, держатся за руки и смотрят друг на друга. А в другом женщина кормит ребенка.

Вот и я буду так же кормить… Я — беременна или беременная? Училка по русскому поставила бы двойку. Кто же мне говорил, что она взяла на дом работу, собирает обувные щетки? Очень неудобные щетки… Дашка, о чем ты?!!

А бомж внизу возится с замерзшей бутылкой, а женщина дала ребенку соску, а затылок от взгляда матери чешется нестерпимо.

— Мам, короче, я… — с трудом отодралось от языка.

Хрусть. У бутылки откололось горлышко. Бомж взмахнул руками и побрел в темноту, вероятно матерясь.

Всего только одно слово. У Даши в голове как бы включился маленький кондиционер. Гудит все громче и громче. Даша сжала потные ладошки. Где-то снаружи раздались хлопки. Два вместе и еще один, с паузой. За двойным стеклопакетом Даша их почти не услышала. Петарды, скоро Новый год.

— Мама, я…

Даша моргнула и произнесла бы слово, и все в мире стало бы по-другому. Не все, конечно, и не сразу, но стало бы. Например, мама вытаращила бы глаза, схватилась бы за сердце и побежала на кухню за валидолом, а о судьбе мыльного Хосе узнала только на следующий день от соседки. А через девять месяцев и вовсе стала бы счастливой бабушкой, а ее внук, возможно, изменил бы ход мировой истории. Или не изменил.

Но Даша не произнесла этого слова. Не произнесла, потому что женщина, которая кормила ребенка в окне напротив, вдруг исчезла. Даша не могла видеть, что девочка выплюнула соску и молодая мама просто нагнулась, чтобы ее поднять: слишком далеко. Не знала Даша, и почему это произошло. Даша просто моргнула, и в это самое мгновение женщина исчезла. От удивления Даша сбилась в очередной раз. Такое бывает. Незнакомый человек привлечет на автобусной остановке внимание, а потом вдруг исчезнет, и ищешь его глазами, куда он пошел: направо, налево, спрятался за столбом, — ищешь, забыв, о чем думал, как будто это очень важно, хотя человек незнакомый и не встретится больше никогда…

А нужное мгновение ушло навсегда. Сразу же, как будто только этого и ждал, за спиной зазвенел телефон, мать зашевелилась, реклама кончилась, а решимость испарилась, словно ее и не было. Всё.

Сложилась именно эта комбинация. Из миллиона других. Она могла и не сложиться. Например, мама малышки могла не отдавать занавески в стирку. А через занавески Даша ничего не увидела бы. А занавески она отдала именно в этот день, потому что, например, взорвалась скороварка и облила супом всю кухню. Или потому что в прачечной была смена знакомой, какой-нибудь Тамары Васильевны. А скороварка взорвалась, потому что… И так до бесконечности, вперед назад и в стороны во времени и в пространстве. Падение соски было запрограммировано еще до того, как был вырыт котлован под завод на юге Китая, до того, как человек придумал соски, до человека. Может быть, когда какой-нибудь глупый мшистый ихтиозавр поскользнулся в маслянистой грязевой жиже, сломал коготь и заревел от боли…

— Поговорила? — спросил Валерка, не разжимая губ.

Нормальный парень, честный, спортсмен.

— Она слышать ничего не хочет, — соврала Даша.

— Значит, судьба такая…

Через несколько минут видавшая виды Валеркина «девятка» где-то затормозила. Даша вылезла, посмотрела последний раз этими глазами, пошла.

А Валерка долго сидел и ждал за рулем, как нахохлившийся обиженный воробей, и спрашивал себя, почему мир так устроен, а не иначе. Смотрел сквозь слезную пелену на женщину которая везла на санках кулек с будущей фабричной звездой, а из кулька торчал розовый нос-пуговка, слабо шел пар, и размеренно ходила взад-вперед соска, смотрел на мужиков у задранного капота оранжевой «Нивы», смотрел на небо, смотрел и ждал.