Следы на мне - Евгений Гришковец Страница 26

Я выбрал три фотографии, которые мне понравились. Помню, это был портрет худого старика, который читал газету, у него было странное лицо, а ещё я выбрал фотографию ночного города Кемерово, снятую с высокой точки. Огни фар автомобилей вытянулись в длинные линии. Мне не понятно было, как так получилось, и это мне понравилось. Третья фотография мне понравилась больше всех. На фотографии был луг и лежащий на лугу туман. Из тумана возвышалось дерево. Это явно было августовское холодное утро.

— Ну что, выбрал? — сказал он, вернувшись.

— Вот, — сказал я, встал и протянул ему фотографии.

Он рассмотрел мой выбор внимательно.

— Понятно, — размышляя, сказал он. — Понятно…

Меня его ответ не устроил. Я не понял, что ему там понятно.

Он взял не выбранные мною фотографии, быстро их перебрал, достал из стопки одну и сунул её мне. На ней было поле, дорога на этом поле, и вдалеке по этой дороге ехал на велосипеде мальчик.

— А эта нравится? — спросил он.

Я пожал плечами.

— А эта самая лучшая, — быстро сказал он. — А вот эту ты почему выбрал?

Он показал ночной пейзаж с вытянутыми линиями фар.

— Красиво, — ответил я.

— Технично, ты хотел сказать, наверное? А эту? — он показал туман.

— А эта мне нравится, — тут я запнулся. — Это август. Утро, Я такое видел.

— Молодец! Пошли чай пить.

И я стал ходить в фотокружок. Через несколько месяцев это стало для меня настолько важным и всепоглощающим занятием, что оно вступило в конкуренцию со школой, и школа, где мои успехи и без того, особенно по мнению родителей, были неблестящими, стала проигрывать. Родители пытались ограничить моё рвение, но с этим было трудно справиться. Я впервые узнал, что такое творчество, а главное, я узнал серьёзное и взрослое отношение к себе в творческом процессе.

Совсем недолго я ходил в общую группу ребят, которые пришли, как и я, случайно и для того, чтобы узнать, как работает фотоаппарат, и чтобы научиться просто изготовить фотографию. Мы ходили в фотокружок три раза в неделю и строго по расписанию проводили там два часа. Это были занятия, на которых Владимир Лаврентьевич учил нас заправлять плёнку в кассету и в бачок. Мы ходили с ним по городу и фотографировали всё подряд при разном освещении. Были ещё другие занятия по изучению других фотопроцессов. Всех нас Владимир Лаврентьевич называл юношами. Постепенно из этой группы ребята отсеивались. Либо они понимали, что то, за чем они пришли, они уже получили, либо им становилось ясно, что фотография, как занятие, им неинтересна, либо сам Владимир Лаврентьевич определённо говорил им, чтобы они больше не приходили.

— Юноша, — говорил он, — я не удивлюсь, если в среду ты больше не придёшь. Точнее, я удивлюсь, если ты придёшь.

— А чё? — спрашивал юноша.

— А не чё! — говорил Владимир Лаврентьевич. — Родители твои позвонили и поинтересовались, почему я вчера заставил тебя весь день пробыть здесь и вымыть здесь полы. Если бы ты вчера был здесь и мыл здесь пол, я бы пошёл и вымыл бы пол у тебя дома, только чтобы твои родители тебя отпускали заниматься. То, что тебя здесь не было, я родителям не сказал. Но сегодня я им позвоню и скажу, что курс обучения ты прошёл, и твои занятия у меня в фотокружке закончены навсегда. Так что с сегодняшнего дня придумывай для родителей другие мифы и легенды.

Из каждой группы оставался один или два юноши (а то и ни одного), которые вливались в небольшой творческий коллектив или, я бы сказал, в особый клуб. Это были люди (ребята), которые уже занимались индивидуальным творчеством. И, в общем-то, без расписания. Таких людей Владимир Лаврентьевич называл «дядя». Стать «дядей» была заветная мечта многих, но это было как переход в некое гиперпространство. Пространство взрослого, казалось бы, бесконтрольного, но очень ответственного доверия со стороны Владимира Лаврентьевича. И только те, кого он называл «дядя», могли между собой называть его «начальник».

Когда я ходил в общую группу, мне ужасно хотелось, остаться по окончании занятий в фотокружке и побыть среди избранных, пить чай, слушать разговоры. Я же уже один раз пил чай в Владимиром Лаврентьевичем и несколькими «дядями». Но два с лишним месяца Владимир Лаврентьевич говорил мне «юноша» и прощался со мной, как и с остальными «юношами» до следующего занятия. Я ждал.

— А в пятницу вечером ты сильно занят? — однажды после занятия неожиданно, прямо на пороге, спросил меня Владимир Лаврентьевич.

— В пятницу? — я от неожиданности ответил не сразу. Вечером я не занят. А что?

— А что? — он улыбнулся. — А то! Пойдём вместе смотреть хорошее кино. Пойдёшь?

— Кино! А что мне сказать родителям? — растерялся я. Мне же нужно у них разрешение просить и денег…

— Как что сказать!? — искренне удивился Владимир Лаврентьевич. — Сказать, что ты вместе с руководителем кружка кино— и фотомастерства и ещё несколькими кружковцами идёшь смотреть хорошее кино. Денег не надо. Показ бесплатный. Один раз в неделю, в кинотеатре «Время» работает киноклуб! Там показывают хорошие фильмы. Ещё перед фильмом выступает киновед Листопадов. А ты что думал, я предложу тебе соврать родителям и позову смотреть «Зорро», а потом пиво пить. Удивляешь ты меня, юноша. А показался вроде умным.

Я полностью растерялся, молчал и краснел.

— Ну, ладно, — сказал через паузу Владимир Лаврентьевич, — спроси у родителей разрешения. Отпустят — пойдёшь, нет — значит нет. Мы пойдем отсюда после занятий, в пятницу в шесть.

— А какое кино будет? — робко спросил я.

— Хорошее! — почти закричал Владимир Лаврентьевич и засмеялся.

Нас пошло в кино шесть человек плюс Владимир Лаврентьевич. Я был в этом сплочённом коллективе новенький. Шли пешком, довольно далеко. Это я потом узнал, что Владимир Лаврентьевич вообще всегда по городу ходит пешком, у него всегда с собой камера (фотоаппарата), а общественным транспортом он почти не пользуется.

Мы шли, было холодно. Владимир Лаврентьевич жестом предложил мне немного приотстать.

— Понимаешь, — спокойно и серьёзно сказал он, — я не знаю, понравится тебе то кино, которое мы будем смотреть. Я даже не знаю, понравится ли оно мне. Это картина одного известного испанского режиссера, не припомню, как его зовут. Но не это главное. Не об этом я хотел тебе сказать. Дело в том, что этот киноклуб — мероприятие закрытое, ну, не для всех. На него билет купить нельзя. Можно попасть только по приглашению, потому что там показывают фильмы, которые вот так в кинотеатрах не шли и не идут. Это фильмы, которые участвовали в кинофестивалях или хранятся в госфильмофонде. Раз в неделю туда можно сходить. По пятницам. Без меня вас туда не пустят. Туда ходят актёры, журналисты, преподаватели…. Ещё ряд людей, которые интересуются серьёзным кино. Многие недовольны, что я вас туда вожу. Говорят, мол, нечего юношей водить на эти показы. А я считаю, что это полезно и необходимо, — тут он откашлялся и некоторое время шагал молча. — Я это тебе говорю не для того, чтобы ты там себя тихо и прилично вёл, в этом я не сомневаюсь. Просто, будь готов к тому, что там будут нам не очень рады. И ещё…