Антиквар - Марина Юденич Страница 26

Сумасшедший день тем временем продолжался.

И конец его был еще очень далек, не по времени, возможно, — по тому, что предстояло.

Надо ли говорить, отношение Игоря Всеволодовича к странной женщине изменилось. В одном, впрочем, он был уверен, как прежде: она не в себе.

Все прочее: нездоровое, неприятное лицо, неудачный парик, маленькие глаза, мохнатые, неженские брови — не раздражало больше, скорее уж вызывало жалость и желание как-то по-человечески приласкать, приголубить, сказать что-нибудь доброе, приятное ей.

Понятно было — ничего такого делать нельзя: слишком явной и объяснимой покажется метаморфоза. Да и не поверит она.

Пока же разговор плутал в лабиринте бесконечных реверансов.

«Вы понимаете, что я не могу…»

«Я и не представляла другого…»

«В конце концов, речь идет о сумме очень приличной, для вас, возможно, достаточной на всю оставшуюся жизнь…»

«Господи, да как же вы не можете понять…»

В конце концов у него разболелась голова.

Она же, напротив, ожила, разрумянилась даже.

Что ж, сознание благородного свершения, в определенном смысле некоего нравственного подвига, наверное, приятно бередит душу, рождает яркие чувства. Есть от чего разрумяниться. Возможно, впрочем, просто-напросто с ней давно никто не говорил так эмоционально, долго — и вообще не уделял так много внимания.

Тоже — повод.

И существенный.

«Это может продолжаться вечно, — обреченно подумал Непомнящий, и в душе опять зашевелилось нехорошее подозрение. — Да полно, а есть ли у нее „Душенька“ на самом деле?»

Это был некий внутренний рубеж, сигнал перейти от разговора к делу.

«А деньги? Что бы она ни говорила, всегда можно найти способ компенсации… Вопрос, в конце концов. всего лишь технический».

Простая, трезвая мысль неожиданно все расставила по своим местам, Игорь Всеволодович легко вынырнул из лабиринта.

— Хорошо, Галина Сергеевна. Будем считать, что некоторым образом вы меня убедили. Не совсем — но некоторым образом, скажем так. Я буду думать и в конечном итоге обязательно что-нибудь придумаю. Какой-нибудь компромисс между вашим и моим представлением о чести и достойном поведении. Но — потом. А сейчас скажите — когда можно увидеть «Душеньку»? Простите за настойчивость, но, надеюсь, вы понимаете…

— Прекрасно понимаю. И, откровенно говоря, удивлена, отчего вы не спросили об этом раньше. Можно хоть сейчас…

— Не понял?

— Картина со мной. Вы же знаете — она небольшая. Только выйдем, здесь как-то не очень удобно.

Разумеется, он согласился. Хотя не видел ничего предосудительного в том, чтобы осмотреть картину в баре.

В коридоре было пусто и сумрачно, но какое это имело значение?..

Происходящее было ирреально и похоже на сон, на видение в пограничном состоянии.

Однако ж Игорь Всеволодович уже ничему не удивлялся. Такой сегодня был день.

В руках у нее был потертый пластиковый пакет, из ношенный настолько, что уже невозможно было разобрать его изначальное происхождение. Что-то некогда пестрое и блестящее, теперь потускневшее, местами грязно-белое — вот что такое был этот пакет. Кулек, как говорят на юге России, и, ей-богу, к нему это подходило много больше.

Из кулька извлечена была «Душенька».

Прямо из кулька — не обернутая бумагой, на худой конец, даже газетной.

И еще неизвестно, может, так вышло даже лучше: не было мучительного ожидания — Игорь Всеволодович увидел ее сразу.

И сразу узнал.

Что там атрибуция милейшего Никиты Никитовича!..

Женщина искала ее в том же пакете-кульке, долго перебирая какие-то бумажки.

Слава Богу, все это уже не имело ни малейшего значения — «Душенька» была у него в руках и смотрела — будто не было тридцати лет разлуки — так же застенчиво, чуть исподлобья. Улыбалась едва различимой, кроткой своей улыбкой.

Отрываться от нее не хотелось, но с Галиной Сергеевной следовало проститься достойно — разумеется, он записал все координаты, проводил до выхода и предложил отвезти домой или, на худой конец, посадить в такси.

Она отказалась: «На метро, поверьте, быстрее и привычнее».

Он не стал настаивать — эмоции захлестывали.

«Душенька» лежала все в том же кульке, с той лишь разницей, что кулек был теперь в его руках.

Возвращаться на салон не было ни сил, ни желания — он протолкался к гардеробу, забрал плащ, прижимая пакет к груди, рысцой добежал до машины, и, едва только сел за руль, снова зазвонил мобильный.

«Барышня, Смольный…» — мысленно оценил ситуацию Игорь Всеволодович и, порывшись в кармане пиджака, извлек телефон.

— Знаешь, дружок, главное правило всех алкоголиков от Ромула до наших дней? Никогда не откладывать на завтра то, что можно выпить сегодня. Словом, появилась вдруг счастливая возможность организовать нужную тебе встречу именно сегодня. Редкое, небывалое везение — говорю, поверь, не для красного словца. Впрочем, потом сам поймешь. А пока лови удачу. Сегодня, похоже, твой день.

— Ваша правда, Герман Константинович. Хотя — тьфу, тьфу, тьфу! — постучите по дереву.

— Уже стучу. А ты пока записывай…

Ехать, как ни странно, предстояло не на Рублево-Успенское шоссе, но поблизости — на Новую Ригу.

Лес по обеим сторонам дороги здесь стоял стеной.

С трассы казалось — дремучий, девственный лес.

Дорога была отменной — хорошее покрытие, указатели, разметка, — но совершенно пустынной. Никакого тебе рублевского столпотворения — по случаю монарших выездов. Благодать.

«Стало быть, они таперича здесь обживаться станут», — подумал Игорь Всеволодович, не вкладывая в «они» ничего отрицательного.

Они и они, национальная элита.