Жестокие люди - Дирк Уиттенборн Страница 26

Она с отвращением сняла свой колпак. Это была Майя, сестра Брюса.

– Да ничего я твоему идиотскому оленю не сделал! – Теперь я надрывался от крика. – Ты что, не помнишь меня? Это меня вы встретили на дороге!

– Ну и что? Все равно ты браконьер.

– Браконьер? – завопил я. – Мы что, в Шервудском лесу, что ли, мать твою?

– Почти. Это мой лес.

Нужно было немедленно снять капкан. Но только я к нему притронулся, как его зубья еще глубже впились в мою кожу. Пальцами я попытался раздвинуть его клещи. Он приоткрылся на дюйм, не больше, и сразу же захлопнулся, так что мне не удалось выдернуть ногу.

– Это не так делается.

– Ты садистка! Я просто наблюдал за птицами, понимаешь, дура?! – Несмотря на то, что от боли у меня глаза на лоб лезли, врал я по-прежнему довольно убедительно, и в доказательство своих слов показал на бинокль, который взял с собой для того, чтобы шпионить за своей матерью и Осборном. – Можешь Брюса спросить!

– Ох, черт! Извини, ради Бога! – Она кинула на землю свой арбалет, встала на колени и, нажав на какой-то рычаг, раскрыла капкан. – Прости меня, пожалуйста! Ты как, в порядке?

– Не знаю. – Закусив губу от боли, я, задыхаясь, наблюдал за тем, как она стаскивает с моей ноги ботинок.

– Боже мой… – Это прозвучало устрашающе.

– Что там? – Майя заслонила от меня ногу. Она стала поливать ее водой из фляжки.

– Это похоже… на севиче.

– Это еще что такое?

– Закуска из сырой рыбы. – Ничего себе! Но когда она это сказала, я почему-то перестал на нее злиться, и легонько оттолкнул ее в сторону, чтобы самому посмотреть, на что похожа моя нога. Она уже начала опухать. В том месте, где зубья поранили кожу, она была темно-красно. Казалось, это какое-то небольшое морское животное. Когда Майя поливала мою лодыжку водой, боль только усиливалась. Нога легонько подрагивала. Там было что-то странное, голубого цвета… неужели это сухожилие? Но мне не удалось рассмотреть это получше, потому что она сняла свитер и обернула его вокруг моей ноги.

Теперь я начал дрожать всем телом. На пальцах Майи была кровь, которая текла из раны. Она помогла мне встать на ноги.

– Куда мы идем?

– Ко мне домой. Это недалеко.

– Я не могу идти.

– И не надо. – Она подвела меня к дереву и исчезла в густом подлеске, а через несколько минут вернулась, держа за поводья собой серую лошадь.

– Ты шутишь, да?

– А ты что, боишься лошадей?

– Нет, – сказал я. Хотя боялся.

– Я так и думала.

– Почему?

– Мне не нравятся люди, которым не нравятся лошади. – Если бы у меня было больше времени, я бы не преминул посмаковать мысль о том, что, возможно, (таким образом) она намекнула на свою симпатию ко мне. Майя протянула мне руку, я схватил ее и запрыгнул на лошадь, засунув в стремя свою здоровую ногу. Моя новая знакомая с неожиданной силой схватила меня за шиворот и втащила на лошадь. Она сидела на лошади впереди меня.

– Обними меня за талию. – Когда мы трусили по лесу, моя нога болталась и ударялась о бок лошади. Лицом я уткнулся ей в затылок, и прижался грудью к ее спине. Я чувствовал ее дыхание, и голова у меня закружилась, что – частично – объясняется большой потерей крови.

– А раньше ты это делала?

– Что именно?

– Ловила людей?

– Нет. Ты у меня первый. – В этот момент я почувствовал возбуждение.

Мы выехали из леса, срезали дорогу, проехав по полю, засеянном люцерной, затем галопом проскакали по огороженному пастбищу, на котором резвились шесть холеных лошадей. Некоторое время они скакали за нами. Майя дернула за цепь, и воротца с лязгом закрылись. Пришпоривая лошадь, мы проехали по саду, в котором росли розы. Наконец, показался их дом. Видимо, его начали строить еще в прошлом веке. Но потом его столько раз переделывали, что от былой претенциозности не осталось и следа. Хозяйственные постройки были выкрашены в зеленый цвет, а флигели, веранды и колонны – в розовый. Владельцы этой усадьбы явно хотели показать, что не относятся к архитектуре слишком серьезно. На закате дом не просто сверкал – казалось, он краснеет от смущения.

Когда мы подъехали к зеленому амбару, Майя остановила мокрую от пота, тяжело дышавшую уставшую лошадь. Изо рта у нее текла пена. Два терьера и лабрадор, у которого было только три ноги, приветствовали нас радостным лаем. Потом к нам, хромая, подошел жокей-венесуэлец, которого я сначала принял за мальчика, и принял у Майи поводья. Видимо, он неудачно упал во время скачек.

– А где мама? И Брюс?

– Они пошли навестить твоего отца.

– Энрике, позвони им и скажи, что мы поехали в больницу. Я возьму «Дули».

«Дули» оказался огромным четырехколесным пикапом с двойным комплектом задних колес. Майе пришлось взгромоздиться на здоровенный справочник, чтобы видеть дорогу. Она схватилась за набалдашник одной рукой, зажгла другой сигарету с ментолом и, словно заправский дальнобойщик, вывела бегемотообразную машину, больше похожую на бегемота, на дорогу.

Я ощущал в ноге пульсирующую нудную боль. Постепенно она стала затихать. Зато теперь, когда шок прошел, заболели другие части моего тела. Голова у меня раскалывалась, шея затекла, на боках было полно синяков. Я тоже закурил сигарету с ментолом, несмотря на то, что из-за этого меня могло укачать в машине. Наплевать на все. Меня волновало только одно: будет ли Майя считать меня крутым.

До больницы, расположенной в Григстауне, было около пятнадцати миль. Первую половину дороги Майя беспрестанно извинялась. Я, в свою очередь, говорил ей «Что ты, ничего страшного» и «Все в порядке», и уверял ее, что ни капельки не злюсь. Потом она сказала:

– Дело в том, что я ненавижу, когда с животными жестоко обращаются.

А с браконьерами можно жестоко обращаться, так, по-твоему? – незамедлительно прореагировал я. И сам себе удивился.

– Браконьеры – сволочи.

– Потому что они убивают оленей?

– Во-первых, это наши олени. Кроме того, стрелять во все, что движется – это вовсе не то же самое, что выбраковывать скот.

– А что значит выбраковывать?

– Убивать молодых самцов. Чтобы стадо не увеличивалось до бесконечности.

– Ты поэтому хотела со мной расправиться?

– Этим занимается моя мама, а не я. Она такая строгая! Хотя по ней и не скажешь.

– То есть вы сами убиваете оленей?

– Один раз в год.

– Может, стоить пригласить браконьеров?

– Они местные.

– Ну и что? Ты тоже местная.

– Ну, я имею в виду, городские. – Интересно, как бы она назвала меня, жителя Нью-Йорка?