Непричесанные разговоры - Айла Дьюар Страница 26

Не могла не видеть. Наряд можно сменить, волосы отрастут, но эта перемена необратима. Месяца четыре, не меньше.

– Девочка беременна, – сообщила Ирэн Биллу уже в машине.

Она тяжело опустилась на переднее сиденье, уронив на колени сумочку. До дома ехать далеко, надо бы устроиться поудобнее. Да какая теперь разница – удобно ей или неудобно! Дочь ведет себя как распутная дура, чтобы не сказать (Ирэн с трудом произнесла это слово даже в мыслях) шлюха. О каком удобстве может идти речь?

Ирэн накинулась на мужа:

– А все из-за тебя!

– Из-за меня? – Билл ткнул себя в грудь. – Из-за меня? Соображай, что говоришь. При чем тут я? Чем я виноват? Бог ты мой! Она же здесь, а я далеко! Я даже не видел, как…

– Нет. – Ирэн готова была ударить мужа. – Нет. Это все ты со своим дурацким бегом. С него-то все и началось. Тогда-то мы и потеряли Кору. Бег вскружил ей голову.

Дорогая моя Кора! – написала Ирэн, вернувшись домой. – Я все поняла. От матери такого не утаишь. Я ведь женщина. Страшно представить, какие ты глупости творишь. Но даже твой папа, похоже, догадался, что ты ждешь ребенка, а я и подавно. Надеюсь, ты хотя бы знаешь, кто отец. Не ожидала я от тебя, никак не ожидала. Быстро же ты пустилась во все тяжкие. Разумеется, мы тебя в беде не бросим. Но вот что я тебе скажу: ты разбила отцу сердце.

«Ты разбила отцу сердце». Кора читала и перечитывала эти слова. Весь день они не шли у нее из головы. «Ты разбила отцу сердце». А вдруг он плакал? Кора не сдержала слез, ей больно было за отца.

Дорогая мама! – написала Кора. – Конечно, я знаю, кто отец ребенка. Его зовут Клод, он француз, мы познакомились на вечеринке. Я его очень люблю, и он любит меня. Я с гордостью ношу его ребенка. Это для меня самое большое счастье. Родить ребенка важнее, чем получить образование. Я даю жизнь новому человеку. Что может быть прекраснее?..

Кора изливала на бумаге чувства, и все размашистей становился ее почерк. В самом конце она приписала: «Прости, что я разбила папино сердце. Передай ему, что я его люблю».

Письмо свое Кора помнила всю жизнь, не могла простить себя за него, и всякий раз при воспоминании о нем у нее щемило сердце. Говорят, нет хуже дурака, чем старый дурак; что за ерунда, думала Кора. Нет дурака опасней, чем молодой и твердолобый. Самые большие дураки – молодые.

– И все-таки, – рыдала Кора по ночам, когда воспоминания и боль в душе не давали ей уснуть, – и все-таки что, черт подери, можно ответить, когда твоя собственная мать говорит: «Я ведь женщина»? Как у нее язык повернулся? – И месила кулаками подушку, билась о нее головой, отчаянно пытаясь заснуть.

Через много лет, после очередной бессонной ночи, Кора сидела на кухне с Эллен за вином, сигаретами, сырными чипсами и беседой.

– Мне кажется, – призналась Кора, – что я живу во лжи.

– Ты? Вздор.

– Нет, правда. Моя мама говаривала: «Я-то знаю, я ведь женщина». Понимаешь, о чем я?

Эллен кивнула:

– Да, понимаю. Только сама никогда так не говорю. Ведать не ведаю, что особенного мне полагается знать как женщине.

– На днях я слово в слово именно это и сказала, – вздохнула Кора. – Представляешь, заявила ученикам: «Я ведь женщина как-никак, а потому знаю». С умным видом, даже свысока. Но что должна знать женщина? Как испечь бисквит? Сколько весит моток шерсти? В чем смысл жизни?

Эллен только пожала плечами.

– Не к добру это. Выведут меня на чистую воду. Ничего я не знаю, – продолжала Кора.

– Да ну, брось.

– Ума не приложу, что у женщин за секрет. Хожу по улицам, смотрю на женщин и думаю: а знают ли они то, что им положено? Неужели я одна не знаю, что значит быть женщиной? Я слишком рано ушла из дома. Рано завела детей. Бросалась в омут головой, ничему не научилась. Сейчас у меня работа, двое сыновей, а мне все кажется, будто я ничего не знаю. Мне за многое в жизни стыдно. Неужели это и знают все женщины? Что все мы – позор для наших родителей?

Услышав о ребенке, отец Коры стал каждую неделю присылать деньги. Они приходили по четвергам, в буром конверте, с неизменной запиской: «Все мы тут живы-здоровы и думаем о тебе. Береги себя, Кора, и не волнуйся, мы о тебе не забываем».

Кора так и не выяснила, известно ли было матери об этих деньгах. «Ты разбила отцу сердце». Это, разумеется, неправда. Но дочь понимала, как расстроился бы отец, знай он о том, что она творила. Не отцовское сердце разбила Кора своим беспутством, а свое собственное.