Русскоговорящий - Денис Гуцко Страница 26

Митя насторожился: что за слово выволок? о чём говорит? (Догадка — вот, мелькнула проворной гадиной под поднятым камнем. Отогнал.) Спросил безразличным голосом:

— О чём это?

— Страна наша развалится, — сказал Лапин — На части. СССР не будет, все поотделяются.

«Гад! Лишь бы ляпнуть что-нибудь, Ляпин!»

— Не говори х…ни. Никогда не говори х…ни.

Трое, топчущиеся под козырьком ворот, свистнули хором — решили, что в первый раз солдаты не расслышали.

— Сними с предохранителя, — сказал Митя.

— Зачем?

— Сними, сказал, — рявкнул он вдруг и продолжил дёргано, распаляя самого себя — Что развалится?! Что развалится?! Думаешь, это тебе… это тебе так просто, чик и нету? Думаешь…

— Ты же…

— Думаешь, как домик карточный?! Столько людей…

— Ты же сам видишь, — Лапин удивлённо поднял брови.

«Эти брови твои как хвосты кошачьи. Задрал! Не зря тебя не любят».

— Что, что я сам вижу?

— Нууу, — Лёша замялся, подбирая слово — Всё.

— Всё-о, — передразнил Митя — Где это «всё»? Здесь это между азербайджанцами и армянами, вот тебе и всё. При чём страна?

Лапин примирительно пожал плечами: ладно, мол, тебе виднее, — собирался что-то сказать:

— Ты же сам откуда-то оттуда…

В Митиных висках журчало как в водопроводной трубе. И он вскочил, перехватывая автомат обеими руками, и с размаху пихнул Лапина автоматом в плечо.

— Заткнись!

Лапин повалился на бок, беспомощно задрав ноги в лопоухих галифе и гигантских сапогах. Обе каски скользнули по ступеням и, кувыркаясь, шлёпнулись в бурлящую лужу. Дождь бил на них туш.

Пара шагов, и Митя промок до нитки. Бушлат стал тяжёлым как доспехи. Текло за шиворот по спине, по груди, за голенища. Он втянул голову и шагал широко, почти бежал вдоль бесконечных заборов, не выбирая особо, куда ступать — и не видя толком ничего. Лишь ощетинившуюся злую воду. Несколько раз он щурил в узенькие щелочки глаза и смотрел в небо: падал, летел туда вместе с каменными заборами, толстобокими домами, с голыми деревьями, растопырившими дрожащие ветви.

Скоро Митя выдохся. Под старым орехом он остановился, прислонившись к стволу, и вдруг увидел, как женщина щелкает семечки.

Окно её блестело впереди, на высоте второго этажа. За бегущими по стеклу струйками лицо было расплывчатым белым пятном. Ещё два пятна, поменьше — одно под другим. Одно клюёт из другого. Подносит ко рту, ждёт, забирает шелуху, снова клюёт из неподвижной пригоршни, подносит, принимает шелуху, аккуратно кладёт куда-то вниз. «В тарелочку», — подумал Митя.

…Крупные, не подгоревшие семечки. Слегка подсоленные. Лоснящиеся от масла. Выпуклые (они называют их: бедрастые). До́ма, когда ещё был жив дедушка, когда вечером по телевизору что-нибудь интересное и все дела переделаны, нажаривали целую сковороду семечек. Запах жареных семечек — запах праздности. Спорили, кто пойдёт на кухню в этот раз. Каждый считал себя лучшим. Заранее, за полчаса до начала…«— Ну иди, уже пора, не успеешь». Ещё дымящиеся, потрескиваюшие высыпали на газету, постланную на стул, на одинаковом расстоянии от каждого, накрывали другой газетой… «— Пусть потомятся немного, дойдут». Там же, на стуле, тарелка для шелухи. К концу фильма рыхлый чёрно-белый холмик на тарелке и солёные губы…

Женщина щелкала семечки и смотрела в окно.

И совершенно невозможно стало идти дальше, пересечь её невидимый праздный взгляд. Пройдёшь мимо, она посмотрит тебе вслед…

Он побежал обратно.

Лапин сидел на каске, положив руки сверху на ствол, а подбородок на руки. Митина каска лежала рядом. Трое, стоявшие у ворот крайнего дома, перегнувшись пополам, подставляя воде плечи и спины, шлёпали по дороге, на полпути к проходной. Увидев Митю, остановились (задние наскочили на передних), замешкались. Один из них, выступая вперёд, сделал округлый приглашающий жест — вбок и чуть за спину — к дому.

— Пойдём отсюда, — буркнул Митя, входя под навес и беря свою каску — Забыл вот. Пойдём.

Лапин послушно встал.

— Товарищ майор, там солдаты за стеной. Сейчас наслушаются, и пойдёт испорченный телефон.

— Нужно же и особистам чем-то заниматься. А в принципе, какое им сейчас дело до того, что там пи….нул майор Хлебников.

— Да кто их знает…

— Ну ладно, ладно… Так вот, ни хрена у них так не получится. Это уже видно. И с самого начала было видно.

— Говорили, Лебедь там шороху навёл, вроде бы… Только теперь на него всех собак вешают, хотя ему, я думаю…

— Шороху… шороху и мы здесь можем навести. В раз! А решит это что-нибудь?

— Ну, порядок будет, я думаю.

— Ты так думаешь? Думаешь, порядок будет? У нас в деревне — это где я вырос, имею в виду — у нас в деревне жили два соседа. Мишка и Гришка — как из букваря. Однажды повздорили. Свинья Мишкина потоптала Гришке рассаду. Всё бы ничего, если б не по пьяни дело было. Новую крышу обмывали, Гришкину, вместе только что и постелили. Мишка за свинью обиделся, что сосед её тварью назвал. Ну, слово за слово, … за …, в общем, Михаил полез на крышу сдирать рубероид, тот в дом за ружьём. Жёны их в крик, детвора в крик, люди сбежались, ружьё у него отняли, на огород забросили. А тут уже и Мишка трубой вооружился «— Убью», — и всё тут. Скрутили и его, домой оттащили. Пока тащили, Гриша обратно ружьё подобрал, стал палить по соседскому дому. Стёкла побил, а так ничего, никого не задел. Снова отобрали, унесли. Мишка стал его камнями забрасывать. Тот в ответ — тряпки поджигает и на его сарай бросает. Обошлось, так толком и не добросил, только плетень попалил… Уже вся деревня сбежалась. Короче говоря, весь вечер с ними провозились, кое-как растащили, спать уложили. Гришку в бане верёвками к полке прикрутили, очень уж буянил. Утром пошли проведать — помирить там, за примирение, как водится… сунулись в баню, а Гришка мёртвый, топор поперёк головы, а Мишки нету, в бега ушёл.

— Поймали?

— А? Поймать поймали, не о том речь. Что сказать хочу — если два соседа убить друг дружку вздумали, хрен кто их удержит, даже всей деревней.

— Так то деревня, товарищ майор, а мы армия.

— Армия… В том-то и дело, братец, что армия. Вооружённые, понимаешь ли, силы. Вооружённые. Силы. Вдумайся. Мы ж кто такие? Мы же профессиональные убийцы — это и есть армия. Любая. Вот и получается — поручили профессиональным убийцам такое дело, а потом воют: ой, что вы наделали! — что умели, то и наделали! Думать надо было.

— Тсс, товарищ майор! Солдаты там.

— Ладно, не напрягайся. Давай по последней.