Тельняшка математика - Игорь Дуэль Страница 26

– Хорошо, – снова с трудом выдавил я.

– Что «хорошо»?

– Подумаю.

Большой вдруг расхохотался.

– Нравится мне ваша осмотрительность. Молодой, но очень осторожный. Это здорово! С выводами не спешите, не отдаете себя во власть эмоций. Весьма похвально. При вашем таланте холодная голова – огромное достоинство. Вы, видимо, и мне из осмотрительности работу не всю изложили?

– Что-что? – не понял я.

– Кончик работы в тайне оставили, последние преобразования. В качестве залога, должно быть? А меня дотошные старички и упрекнули на докладе: интересная, мол, идейка, но до блеска не доведена, а можно бы.

Только тут до меня дошло, о чем он говорит. После нашего с Большим разговора в лаборатории я все никак не мог взяться за изложение для него «болотного варианта», как раз в это время хорошо пошел «лесной» и отрываться не хотелось. Словом, принялся я за это дело, когда оставалось всего два дня до назначенного им срока, а заканчивал ночью накануне визита к Большому. Часа в три мозги совсем перестали работать. А я к тому времени довел дело уже до первичной формулы. То есть уравнение было решено, но еще не сделаны последние три особенно изящных преобразования, после которых формула обрела такой вид, при котором рельефно выступала ее общность с «горным» и «пустынным» вариантами. Записать сами преобразования ничего не стоило, но текстовые объяснения к ним пришлось бы делать очень развернутые. Я почувствовал – сил у меня на это уже нет, успокоил себя тем, что успею все доделать с утра, если пораньше встану, и завалился спать. Но проснулся я только в половине десятого и, проглядев свое сочинение, решил, что дописывать конец не обязательно. Всю работу в целом Большой все равно не успеет изложить, а для одного раздела в докладе – даже если он час мне уделит – уже того, что я подготовил, более чем достаточно.

– Так вот какое дело, Юрий Петрович, кончик этот теперь нужен, – наставительно говорил Большой. – Журнал (он назвал весьма известное издание) срочно требует статью – и туда уж надо все целиком. Вы сможете быстро подготовить статью? Прямо к понедельнику?

– Не знаю, – пролепетал я.

У меня все еще в голове не укладывалось, как он может так спокойно и даже весело вести этот совершенно невероятный для всякого нормального человека разговор.

– А надо знать! – сказал он менторским тоном. – И бросьте тревожиться о своих интересах! Ваша фамилия будет первой. Согласно алфавиту.

– А вторая?

– Вашего скромного популяризатора! – он снова хохотнул. – Неужели я, открывший вам столь широкую дорогу, не заслужил этой чести? И чтобы вы не боялись какого-нибудь подвоха, можете отвезти статью в журнал сами. Заместитель главного редактора ждет вас в понедельник к часу дня.

Он говорил обо всем этом как о деле решенном. И от его наглости, от уверенного манипулирования мною, моей судьбой, моими мыслями, от того, что он нисколько не сомневался в своем праве на откровенный грабеж, во мне поднялась такая волна возмущения, что вернулся утерянный дар речи.

– Извините, – сказал я, впервые за этот разговор нормальным своим голосом. – Извините, но мне кажется, что ваше предложение выходит за всякие границы и рамки приличий…

– Мой юный друг! – он перебил меня и заговорил жестко, тоном, не терпящим возражений, в котором уже не осталось ни юмора, ни добродушия. – Прошу вас накрепко запомнить: границы и рамки определяю я. У меня для этого есть тысяча возможностей, вам известных, и десять тысяч, о которых вы не подозреваете.

– Но послушайте…

– Нет, это вы послушайте. Если вы сейчас наговорите лишнего, потом придется об этом пожалеть, но будет поздно. Я не добрый дядюшка, грубостей не прощаю. Кроме того, советую вам помнить, что первым с докладом на эту тему выступил я. И последнее. Не советую вам надеяться на поддержку Ренча. Он явно выдохся и очень быстро станет нулем. А теперь еще затяжные болезни. В общем, вопрос о его уходе на пенсию практически решен. И значит, выбора у вас нет.

– Но ведь это…

Он перебил меня еще резче:

– У меня нет времени вас выслушивать. Разговор и так затянулся. Если в понедельник в час дня вы не будете со статьей в журнале, я найду способ доделать ее без вашей помощи. Но при таком повороте событий пощады не ждите. Все. До свидания.

И трубка заухала короткими гудками. Я бросил ее на аппарат брезгливым жестом, будто она была виновата уже в том, что транслировала его речь.

– Неужели Большой? – выдохнул Маркин, который во все время разговора сидел не шелохнувшись и пытался по моим ответам понять, о чем идет речь.

– Большой!

Я передал ему суть разговора.

– Да, – сказал он раздумчиво. – Руки выкручивает лихо! Но статья в соавторстве – это уже что-то. Может, с паршивой овцы…

Договорить я ему не дал. Все, что не удалось сказать Большому, вылилось на бедного Маркина. Только наоравшись вволю, я сообразил, как жалко выгляжу: когда надо было кричать, мямлил, а тут неистовствую перед человеком, который приехал, чтобы помочь мне.

Я подсел к Маркину на диван, обнял его:

– Коля, прости, ради бога. Ты тут ни при чем. Просто нервы.

– Да ладно, ладно! – сказал он примирительно и, вытащив пачку сигарет, затряс ею в воздухе. – Давай-ка закурим.

Я жадно затянулся.

– Действительно – история! – покачал головой Маркин. – Из раздела «нарочно не придумаешь». Ты все-таки дослушал бы меня.

– Конечно, слушаю. Обещаю больше не взрываться.

Маркин заговорил осторожно, видимо, еще побаиваясь, что я не сдержусь. Он объяснил мне, насколько опасны угрозы Большого: слов на ветер тот не бросает, а растоптать неугодного еще как умеет – и не таких, как я, топтал. Тем же, кого он возводит в ранг «нужных людей», бывает при нем хорошо и вольготно – и с диссертацией поможет, и зарплату повысит, и продвигать будет – конечно, до тех пор, пока ты нужен.

– В общем, избавиться от его соавторства ты уже не сможешь. А извлечь из этого кое-какой «профит» пока возможно. Пойми меня. Ты ведь все равно сторона пострадавшая. А так хоть какая-то компенсация. Ну, что скажешь?

– Не выйдет, Коля. Я себе в жизни такого не прощу. Замучаю себя, изгрызу, от самоедства умру. Это раз. А второе – представь, как я буду выглядеть в глазах Ренча. Ведь он вывел меня на «болотный вариант». Просто преподнес его на блюдечке.

– Да, – покачал головой Маркин, – о Ренче я не подумал.

– В одном Большой прав: выбора у меня нет. Только понимаем мы смысл этого выражения ортогонально.

Маркин пустился было опять в длинные рассуждения о нелепости сложившейся ситуации, но у меня уже не было сил его слушать.

– Извини меня еще раз, Коля, – перебил я его, – и не считай хамом, но мне сейчас не худо бы посидеть с глазу на глаз с собственной персоной.