Крутые мужики на дороге не валяются - Катрин Панколь Страница 26

Врать — так с помпой.

Алан просит счет. Достает кредитные карты. Их у него целая коллекция: одна — для заправки, другая — для супермаркета, третья — для телефонных звонков, четвертая — для парковки, пятая — для спортклуба, шестая — для «Блумингдэйла»… Он небрежно кидает золотистую карточку поверх счета. Интересно, заберет ли он счет, чтобы списать потраченную сумму на представительские расходы? Нет, счет остается на столе. Этот факт — в пользу Алана. Он угощает меня в частном порядке, не ставит в один ряд с колготками.

Мы встаем, направляемся к выходу. И мне снова ужасно хочется повиснуть у него на шее. Это навязчивое желание меня нервирует. Я стараюсь смирить свой порыв. Нужны ему мои нежности, как собаке пятая нога! Я краснею. Он это видит. Я краснею пуще прежнего. Пытаюсь думать о другом, но цвет лица при этом меняется в сторону пурпурного. Я чувствую, что начинаю потеть. Час от часу не легче. Хорошенький же у меня видок! Снова душа играет со мной в кошки-мышки. Я строю из себя сильную, независимую даму, поступь моя тверда, а душа опять дает о себе знать — я становлюсь багровой, как помидор.

Мы выходим на улицу. Мрак царит непроглядный.

— Стой здесь, — говорит Алан. — Я поищу такси.

Я подчиняюсь. Вообще-то никому не удается лучше, чем мне, ловить такси на Манхэттене. Здесь я как рыба в воде, знаю нужные улицы и перекрестки, могу без труда поймать вожделенное транспортное средство. А сегодня — подчиняюсь и молча наблюдаю, как Алан, стоя посреди шоссе, машет рукой в надежде остановить желтую машинку.

Интересно, у него есть подружка?

Такси, не сбавляя ход, пролетают мимо.

— Боятся, — объясняет Алан. — Час уже поздний.

Ночь выдалась тихая, нежная. На улице — ни души.

Такое впечатление, что мы в лесу. Потрескивают деревья, ветер играет листьями, в вышине перекликаются совы. Мы, крадучись, шагаем в кромешной мгле. Нам немного страшно. Здесь водятся волки и лисы. Коварные разбойники сидят в засаде. Переругиваясь, обзывая друг друга рохлями, мы тем не менее медленно продвигаемся вперед. Ветер ползет вдоль стен, небоскребы бросают нам под ноги свои длинные тени, листки бумаги, наткнувшись на светофор, меняют направление полета. Крышки мусорных баков валяются в канавах. Какой-то человек, подняв воротник и спрятав руки в карманы, переходит улицу по диагонали, задевает ногой пивную бутылку, которая с грохотом ударяется о ближайшую урну, и исчезает за углом. Вдали раздается звук автомобильной сирены, слышно, как машина проезжает по чугунной плите.

— Ты не знаешь, почему статуя Свободы — зеленая? — кричу я Алану, стоя на краю тротуара.

В эту минуту подъезжает такси. Алан распахивает дверцу, я ныряю внутрь.

— А ведь ты права, она действительно зеленая… — задумчиво протягивает Алан.

Он называет таксисту наши адреса. Выясняется, что живет он к западу от Централ-парка.

— Забавно. Я никогда об этом не задумывался, — продолжает он.

Алан устроился у самого окна. Далеко от меня. Слишком далеко. Он не знает, куда деть свои длинные ноги, ерзает на сиденье, прикидывая, каким образом их разместить.

— Ненавижу такси с перегородкой, — говорит он. — Они такие тесные. Похожи на мышеловку.

— Ведь в Париже она не зеленая, а серая, — как ни в чем не бывало продолжаю я.

— Да, возможно… — соглашается он, с улыбкой глядя на меня, и добавляет: — Забавное ты существо… Знаешь, я все смотрел на тебя за ужином и…

В эту минуту машину заносит, и мы летим головой вперед в направлении перегородки, чтобы приложиться лбом к желтым наклейкам, призывающим пассажиров не курить, не употреблять в салоне пищу и не расплачиваться крупными купюрами. Алан мгновенно придвигается ко мне и, обхватив рукой мою голову, локтем защищает от удара…

Тот же локоть.

Та же рука у меня на затылке.

То же запястье с черными волосками.

Те же длинные тонкие пальцы.

Те же гладкие прозрачные ногти.

Тот же аромат туалетной воды между щекой и ухом.

То же тепло…

То же ощущение счастья, бесконечного, безграничного, бессмысленного.

Все такое же, точно такое же.

Закрыв глаза, я прижимаюсь к Алану. К его локтю, его ладони. Будто мне в самом деле больно и страшно. Алан орет на шофера. Шофер ворчит, что он ни при чем. Fucking hole in this fucking street, fucking city with this fucking Mayor [26]. Он вынужден был затормозить, не то въехал бы в яму. Он работает на своей машине и бить ее не желает. И так уже трижды приходилось менять амортизаторы. С такими расходами о прибыли можно забыть! Уткнувшись носом Алану в шею, я мысленно умоляю шофера продолжить список обвинений, упомянуть федеральную систему, налоги, правительство, Белый дом, парламент, сенат… чтобы мы сидели в этом такси вечно. Пусть нашему таксисту повстречаются новые ямы, пусть его колымага развалится на части, подорвется на мине… чтобы Алан держал меня крепко-крепко и не отпускал. Только он и я. Он и я.

— Ты в порядке? — спрашивает Алан, убирая руку и отодвигаясь.

Я молча киваю, слова вымолвить не могу.

— Эти таксисты — настоящие безумцы! Ты точно не пострадала?

Все такое же.

Все точно такое же.

«„По ночам не манили меня маяки… меня маяки… Словно мальчики — яблока сладкую плоть… сладкую плоть… На щеках, словно соль, проступает любовь… проступает любовь…“ Ты послушай, послушай, доченька. Послушай, какие слова…»

Почему он убрал руку? Почему отодвинулся в угол, откинулся на спинку сиденья?

Значит, у него есть подружка.

Мы молчим.

Я дрожу, сжавшись в комок в своем углу.

Мелькают номера улиц. Мы неуклонно приближаемся к дому Бонни. Времени остается все меньше. По радио звучит реклама адвокатской компании. Может, мне к ним обратиться за помощью? «Если у Вас и Ваших близких проблемы, если Вам нанесли ущерб, поступили с Вами несправедливо, не учли Ваши интересы, если Вы не чувствуете себя в безопасности, не знаете своих прав, наберите слово АДВОКАТ [27], и мы защитим Вас. Адвокат приедет прямо к Вам. Бесплатно. Просто наберите слово…» Я смотрю в окно. Можно обвинить Алана в том, что он нанес мне моральный ущерб: не смотрит на меня, пригласил меня исключительно по просьбе Бонни… Мы поднимаемся по Шестьдесят второй. Мне знакомы все перекрестки, светофоры, шоссе. Я брожу здесь как неприкаянная уже не первый день. Мы приехали. Такси тормозит. Алан выходит проводить меня до двери. Я смотрю на него снизу вверх, засунув руки в карманы, и упорно молчу.