Нефтяная Венера - Александр Снегирев Страница 26

– А подвал у вас есть? – интересуется Соня, не отрываясь от готовки.

– Есть, а что?

– Обожаю подвалы! Там, наверное, какие-нибудь соленья-варенья хранятся?

– Что-то должно быть…

– А привидения есть?

– До вашего приезда вроде не было.

Соня ржёт и хлопает меня по груди.

– А выглядит так, будто есть! Ха-ха! Машка, посмотри за баклажанами! – кричит Соня. – Пошли, подвал покажешь!

Маша нехотя принимается помешивать что-то на сковороде. Ваня вызывается освещать нам путь фонарём. Люк в полу приподнялся, и будто кто-то дохнул холодом в лицо. Фонарь осветил ступени, спускаемся.

По углам паутина. На полках запылённые банки с вареньем, солёными огурцами, маринованными помидорами и домашним лечо.

– А это что? – Сонин зоркий глаз выхватил пару жестяных банок без этикеток.

– Консервы старые. Деду сто лет назад друг подводник подарил.

– А давайте попробуем? – Соня взглянула на нас заговорщически, будто мы нашли старинную книгу заклинаний и собираемся произнести одно из них.

– Давайте! – Ваня тянется за банками.

– Может, лучше их выкинуть? Траванёмся… – усомнился я. – Они испортились уже. Смотри на дату выпуска. Восемьдесят третий год!

– Банка не раздулась, значит, нормальные.

Вместе с консервами прихватили ещё помидоры и лечо.

Ваня разложил приборы. Чтобы не ошибиться и положить вилки слева, а ножи справа, он трогательно примеривался сам к себе, долго раздумывая, и всё равно запутался. Кладя часть приборов на противоположную от себя сторону стола, положил их ручками к себе. То есть задом наперёд относительно того, кому они предназначаются.

– Баклажаны с сыром! – торжественно провозгласила Соня. – Плюс жареные боевые сосиски с домашним лечо! Сосиски немного помялись. – Она показала удушение.

Сопровождая Соню, Ваня сделал несколько театральных жестов, напоминающих реверансы из фильмов про накрашенных мужчин в париках и пудре.

На груди у Сони замигал пластмассовый значок в виде красных губ.

– А что это у тебя на сиськах светится? – молвила Маша.

– Мамуля дала! Я забыла про него, а тут в кармане нашла и решила, что вы оцените! – Соня нажала на значок, и он заиграл весёленькую расхожую мелодию. – Маме подружка подарила. Старушки жгут! Нравится?

– Очень! – сказал Ваня и покраснел.

– Ване такой нужен, он любит у дороги торчать. С таким значком машина не собьёт… – сказал я. Все засмеялись.

– А что Ваня у дороги делает?

– Я собираю красивые кусочки…

Чёрт меня дёрнул! Надо же было брякнуть!.. Сейчас сболтнёт про картину. Я пнул Ваню под столом.

– Пап, зачем ты меня ударил?

– Папа стесняется твоих увлечений! – Соня приложила холодную консервную банку к синяку под глазом.

– Ну да… Ваня хочет свои коллекции в квартиру перевезти. Мы из-за этого спорим… Так, что у нас тут? – Я стал внимательно рассматривать блюдо.

– Я подогрела одну банку консервов. Мясо с грибами.

– Так странно: они столько лет пролежали в подвале, а теперь мы их едим.

– Всё-таки мощная страна была, даже консервы на века делали, – неожиданно ностальгически вздохнула Соня.

– Необычная идея – варить грибы с мясом на века, – пошутила Маша.

– Попробуй лучше, или ты на своей диете? – обратилась к ней Соня. – И так худющая, куда дальше?!

– Ладно, давай, только чуть-чуть.

Я открыл вино.

– Пить плохо, – вставил своё слово Ваня. – Алкоголь смещает энергетический двойник и портит карму…

– Вань, все французы пьют вино, и карма у них на месте. Посмотри на Машку. За твой сегодняшний успех! Когда станешь звездой, не забудь дать автограф! – провозгласила Соня.

– За Ивана! Ура! – Мы выпили и принялись за консервы.

– Слушайте, а вкусно!.. – Содержимое безымянных банок превзошло все ожидания. Сонины баклажаны тоже вполне ничего. Она, оказывается, умеет готовить.

– Подгорели! Ты плохо мешала! – накинулась Соня на сестру, не успев попробовать.

– Нормально я мешала!

– Отличные баклажаны! Как в болгарском ресторане! – запротестовал я.

С крючка упало Сонино пальто.

– Вешалка, наверное, порвалась.

– Я подниму!

Петелька цела. Странно…

– Загадочный у вас домик, звуки какие-то, пальто сами падают…

– Соскользнуло, бывает… А добавка есть?

Соня положила мне ещё. Открыли вторую банку консервов. Даже Мария-Летиция-Женевьева уплела порцию стратегических запасов СССР, от которых ещё недавно воротила свой изящный галльско-славянский носик. Отправив в рот очередной кусочек, я замер. Среди помидоров, давших сок, оливок и сырных крошек, на том месте, откуда я только что взял баклажанный кубик, лежит тёмный волос. Вьётся в жиже соуса и соков, натёкших из многочисленных аппетитных ингредиентов. Словно змей, предательски таящийся под камнем. Волос, конечно, Сонин.

– Ну как, вкусно? – как назло спросила она.

– Да, да, очень… – стараясь быть как можно более искренним, заверил я. Сам же незаметно, вилкой, стараюсь отогнать волос к краю тарелки. Я не брезгливый, но волос в салате выше моих сил. Даже если это волос симпатичного человека. В горле появились рвотные позывы. Я закрыл глаза, пытаясь отвлечься, разжевал то, что уже лежало во рту, проглотил. Затем порядочно отпил из бокала и сказал: – Может, десерт?

– У нас же торт!

– Я принесу! – Ваня поспешил за тортом и, погремев в холодильнике, вернулся с картонной коробкой. Тщательно развязал верёвочку.

– Пам-парарам! – Эффектным жестом Ваня сорвал с коробки крышку. Та зацепилась за коробку, из-за чего торт упал набок. Пустяки, парочка кремовых роз размазалась по скатерти. Основную массу есть можно.

– Свечи есть? – спросила Соня.

– Свечи… Вань, у мамы тут где-нибудь были свечи? – Зная непраздничный характер матери, надежды мало.

– Я знаю, где много свечей! – бойко воскликнул Ваня, выставляя вперёд толстый указательный палец на манер шоумена. – Соня, я сейчас!

Прямо влюбился. Мы с девочками, улыбаясь, переглядываемся. После непродолжительного шума выдвигаемых на кухне ящиков и шуршания Ваня вернулся с вязанкой церковных свечей и пучком полосатых коктейльных соломинок. Всё это он эффектно вывалил на середину стола.

Я со стыдом увидел, что соломинки старые, многократно мытые, с налипшей на внутренних стенках мякотью соков. Соломинки, натыренные из «Макдоналдса» ещё в пору его открытия, то есть лет двадцать назад.