Мидлштейны - Джеми Аттенберг Страница 26

— Мне всегда было интересно, — спросил он вместо этого, — зачем столько разных клизм? Разве одного вида недостаточно?

— Ты не поверишь, — ответил отец.

* * *

На ужин была капуста со свеклой. Бенни хотелось вернуться в офис и до утра просидеть за компьютером. В обработке данных было что-то ужасно приятное, он почти чувствовал, как маленькие хрупкие цифры хрустят под пальцами, сыплются на стол растущей горкой, ночью как по волшебству исчезают, а потому завтра нужно насыпать горку повыше. Для Бенни это была не бессмысленная задача, он видел в работе игру, в которую играл день за днем и всегда выигрывал.

Однако бросить детей один на один с этим безумием он не мог. Они страдали вместе. Джош послушно проглотил шесть кусочков безвкусного мультизернового хлеба, намазанного соевым маслом. Он никогда не протестовал, только приспосабливался, пока не становилось слишком поздно: проклятие Мидлштейнов-мужчин. Черноглазая Эмили, сидевшая на другом конце стола, сверлила отца мрачным взглядом и мстительно вонзала вилку в еду, стуча по тарелке. Рашель не обращала на это внимания. Она резала овощи на мельчайшие кубики, а потом сосредоточенно жевала их, будто наслаждалась вкусом каждого витамина, будто чувствовала, как они продлевают ей жизнь. Свою порцию доела только она.

«Хорошо, наверное, чувствовать себя такой правильной, — подумал Бенни. — Надо будет спросить у нее, каково это».

После ужина Бенни вымыл посуду (непокорно смахнув темно-красную массу в мусорное ведро — брать остатки завтра на работу он не собирался). Дети посмотрели очередное дерьмовое реалити-шоу, которым увлекались на этой неделе, и репетировали отрывок из Пророков для бней-мицвы — их голоса чудесным эхом доносились из гостиной. Потом Рашель заставила Джоша показать отцу новый костюм. Мальчик с достоинством прошелся взад-вперед, будто манекенщик на подиуме — ничего не скажешь, двигаться он умел, — затем вдруг смущенно развернулся и убежал вверх по лестнице. Когда дети улеглись спать, Бенни с женой вышли на задний двор, к накрытому брезентом бассейну — покурить на двоих сигарету с марихуаной. Рашель сделала всего одну затяжку и сказала:

— Все, больше я к этой дряни не притронусь.

(Она говорила искренне, тем не менее, солгала.)

— Дело твое.

— Не надо мне тут пожимать плечами.

Бенни обошел бассейн, остановился на другой стороне и взглянул на дом, за который платил практически в одиночку. Родители жены внесли только первую часть суммы, что-то вроде приданого или отчаянного жеста в сторону молодой пары, которая сделала двух детей, едва закончив университет.

А получилось совершенно случайно. В ванной он всего лишь хотел усадить Рашель на раковину и поработать языком, но вкус оказался такой потрясающий, что Бенни встал и вошел в нее без презерватива. Их глаза встретились. Всего минутку, думал он, еще минутку, и я вернусь на первый этаж, но они так и не смогли остановиться. Они издавали дурацкие звуки, в голове крутились дурацкие мысли, и ловкий, аккуратный математик Бенни допустил серьезный просчет.

— Ох-х, — застонал он.

— Ох-х? — спросила она.

И вот перед ним стоял кирпичный дом в колониальном стиле с массивными колоннами у входа, которые внушали Бенни уверенность, что его семья под надежной защитой. Два этажа, две ванные комнаты и еще дополнительный туалет, солнечная кухня, тенистая гостиная, бар в подвальном этаже, просторный задний двор, где поместился бассейн, роскошная терраса, летом — бадминтонный корт. (Они подумывали построить беседку, но после, когда Бенни узнает, какая в этом году премия.) Гараж с двумя шикарными «Лексусами». Сарай с газонокосилкой, на которой можно ездить. Не то чтобы им приходилось косить свой газон, для этого наняли специального человека, Бенни даже не знал — кого, такими вопросами занималась жена. «Да, Рашель обо мне заботится, — напомнил он себе. — Ей можно смело доверять. Однако есть хочется. И дети легли голодными».

— Ты нас уморишь, — сказал он.

— Сегодня за ужином я много вам положила, — ответила Рашель.

— Близнецы растут, им нужны не только овощи. А я вдруг начал лысеть, если ты не заметила.

— Наукой не доказана связь облысения с овощной диетой.

Бенни воздел руки к небу, потом схватился за голову, снова их поднял.

— Да, — подтвердила Рашель. — Я посмотрела в Интернете.

Бенни сделал еще затяжку и понял, что он совсем накурился, голоден как волк, а в доме нет никакой нормальной еды. Заметит ли Рашель, если он прогуляется с полмили до ближайшего «Макдоналдса»? Может, выйдет тайком протащить картошку фри для детей. Хотя, конечно, запах… Жена почует. И до лестницы дойти не успеешь.

В холодном весеннем воздухе раздался крик. Бенни кинулся к дому, отшвырнув сигарету (потом ее найдет газонокосильщик, в данном случае — студент на каникулах, быстро спрячет ее в карман и с удовольствием выкурит во время обеденного перерыва, сидя в своем пикапе). Впереди бежала Рашель. Бенни трясло. Крик детский. Двигай, Мидлштейн, двигай! Он свернул за угол. На земле лежала Эмили — рот открыт, рука неестественно откинута, будто хотела оторваться от тела. Окно на втором этаже было открыто, оттуда выглядывал испуганный Джош. Рашель и Бенни подбежали к дочери, склонились над ней в ужасе, какого не испытывали еще ни разу в жизни. Страх прошел, только когда на висок наложили шов, а на руку — гипс, когда истекли сутки, и стало ясно, что нет сотрясения мозга. («Перелом аккуратный», — заверил доктор, и они повторяли эту фразу всем вокруг, будто верили, что если сосредоточиться на единственной хорошей вещи, то и само несчастье станет чем-то положительным.) Когда все успокоились, Рашель перестала завывать и мучительная боль в руке прошла, когда Эмили навестили бабушка и дедушка (по отдельности, конечно) с книгами, шоколадками и воздушными шариками, Бенни наконец спросил дочь:

— Как это вышло?

И Эмили ответила:

— Я просто хотела сбежать оттуда.

Бенни даже не обернулся, чтобы взглянуть на Рашель. Он знал, что она думает, — что она должна думать, иначе она не женщина, на которой он женился, и обманывала его всю жизнь. Этой мыслью было: «Хватит».