Пес по имени Бу - Лиза Дж Эдвардс Страница 26

Мешочки с вкусняшкой работали неплохо, но панацеей не стали. На умения Бу положиться было невозможно, и особенно это касалось самых базовых навыков, например привычки проситься на улицу. У него случались периоды безупречного поведения, после чего могла последовать целая неделя луж и куч. Вывести его в нужный момент не удавалось, потому что нужных моментов не существовало. Никакой стройной системы опорожнения у него не было. Поэтому я стала выводить его всякий раз, как только он моргнет. Лоренс возмущался, утверждая, что, если я буду придерживаться этой линии постоянно, Бу никогда не научится терпеть, ожидая возможности «вынести» все во двор. На это я отвечала, что не могу запирать его на целый день в клетку только потому, что ему не удается научиться терпеть в доме. Он просто станет писать в клетке. Порой я выходила с Бу на улицу, потому что мне казалось — ему необходимо облегчиться, но какой-то запах или звук мог так его очаровать, что он напрочь забывал о своей нужде и замирал, уставившись в пространство. В итоге на туалетное обучение Бу нам потребовался целый год.

Постепенно разочаровываясь и впадая в уныние, я все же продолжала работать над другими навыками, которые могли пригодиться Бу и Чаку. Распоряжение принести какой-то предмет — это целая цепочка базовых команд. В данном случае это команды «Выйди!», «Возьми!», «Неси!», «Дай!». Бу великолепно все отдавал, но гораздо хуже брал. Однажды я заметила, что он быстро трусит мимо меня, низко опустив голову. Обычно это указывало на то, что он держит в пасти нечто, с чем не хочет расставаться.

— Брось, — подозрительно произнесла я, и он выронил из пасти мою швейную подушечку, утыканную булавками и иголками.

За это он получил длинную тираду, состоящую всего из двух многократно повторенных слов: «Хороший мальчик!», и огромную порцию угощения, призванного сообщить ему, как хорошо он поступил, выронив добычу.

После того как вы добились от собаки надежного понимания команды «Принеси!», необходимо помочь ей запомнить названия предметов, которые она будет подавать своему хозяину. Бу по-прежнему не умел по команде поднимать и куда-то нести предметы, поэтому рано было знакомить его с их названиями. Пока его ставила в тупик цепочка, из которой состоит команда «Принеси!». Мы также отрабатывали команду «Тяни!», необходимую собакам, которым предстояло открывать двери или шкафы, оснащенные специальными ремешками, и помогать людям одеваться или раздеваться. Бу умел тянуть только мои носки. По моей просьбе он стаскивал носок с моей ноги и ронял его на пол. Затем я снова надевала носок, и все повторялось. Но когда речь шла о чем-то, не надетом на мою ногу, его смущало сопротивление, ощущавшееся на другом конце ремешка или веревки. Я надеялась, что это само собой исправится параллельно с его физическим развитием, но ничего не менялось. Он не умел тянуть, не умел поднимать предметы, не умел приберегать свои «подарки» до того момента, как его выпустят на улицу. Мы завязли в трясине, и мне казалось, что все мои планы и надежды идут прахом.

* * *

Ответ пришел неожиданно. Однажды мы с Данте и Бу прогуливались в компании двух ветеринаров из местной клиники, Синди и Джули. На этой прогулке Данте с присущей ему лазерной точностью распределил свое внимание между мной, двумя черными лабрадорами Синди и золотистым ретривером Джули. Именно лабрадор Синди, Олимпия, в свое время сподвигла пятилетнего Данте на решительные действия, после чего мы всегда следили за тем, чтобы он не оказывался позади нее. Так или иначе, но он навсегда сохранил интерес к ней, затруднявший нам с Синди совместное посещение занятий.

Итак, мы прогуливались, а Бу то и дело бесцельно отбегал в сторону, врезаясь то в пни, то в стволы деревьев, как будто не смотрел или не видел, куда идет. При этом он даже забывал оглянуться, чтобы убедиться, что я все еще где-то поблизости. Когда я его окликала, он просто растерянно оглядывался и, похоже, не мог понять, где я. Всякий раз, когда он отбегал, мне приходилось идти за ним и возвращать его в наш небольшой коллектив. Всю обратную дорогу он трусил своей привычной рысью циркового пони, от которой его полувисячие уши развевались, как крылья птицы. За тот час, что заняла у нас прогулка по прекрасным окрестностям северного Салема, Бу отбежал в сторону не меньше десятка раз. Иногда он уже через несколько секунд возвращался, но, случалось, замирал на месте и, подняв голову, смотрел в никуда.

Спустя какое-то время Джули начала наблюдать за ним более пристально. Она поинтересовалась, всегда ли он бегает этим странным аллюром, придающим ему сходство с цирковой лошадкой. По ее словам, у этой особенности имелось медицинское название — дисметрическая походка.

— Да, — кивнула я, — он так дурачится.

Она начала расспрашивать о его склонности к замешательству, бесцельному блужданию, привычке смотреть в пространство.

— В этом весь Бу.

Джули обернулась к Синди.

— Тебе не кажется, что он страдает синдромом церебеллярной гипоплазии?

Я наблюдала за тем, как два опытных ветеринара прокручивают в голове всю имеющуюся у них информацию.

— Похоже на то, — кивнула Синди.

— Церебеллярная гипоплазия? — нерешительно переспросила я.

Они объяснили мне, что это состояние, которое возникает внутриутробно и заключается в том, что на момент рождения церебеллум (часть мозга, известная также как мозжечок) не успевает закончить свое формирование. У людей симптомы церебеллярной гипоплазии могут включать задержку развития, умственную отсталость, атаксию (нарушения координации), склонность к припадкам, тугоухость, сниженный мышечный тонус и многое другое. Симптоматика у собак, хотя несколько и отличается, в целом сходная.

Они сказали, что именно этим состоянием могла объясняться плохая обучаемость Бу, его необычная, с высоким подниманием лап неуклюжая походка, рассеянность и неспособность сосредоточиться. Было похоже на то, что проблемы Бу со зрением носят неврологический характер, острота зрения снижена. Поскольку частью церебеллярной гипоплазии являются затрудненность движений и тремор, теперь становилось ясно, почему Бу порой просто замирал на месте. Скорее всего, он пытался удержать равновесие. Я поняла, что годовалому Бу приходится намного труднее, чем я могла предположить.

Слушая Джули и Синди, я от изумления даже рот раскрыла, а мое сердце пыталось воспринять совокупность того, что следовало из этого диагноза. С одной стороны, у меня появились основания полагать, что медленное обучение Бу объяснялось вовсе не тем, что я никудышный учитель. Скорее всего, произошло совершенно обратное: мне удалось, пусть и медленно, многому обучить собаку с пороками развития. Я также должна была отметить заслуги Бу. Он изо всех сил старался соответствовать моим требованиям, несмотря на то что ему приходилось очень тяжело. Меня охватила неописуемая гордость за упорство своего ученика. С другой стороны, я была вынуждена взглянуть в лицо фактам. Мне пришлось признать, что эта псинка никогда не сможет освоить все необходимые навыки для того, чтобы стать служебной собакой и помощником Чака.

Я также поняла, что между мной и Бу много общего. Возможно, он был призван помочь мне залатать мои старые эмоциональные раны. Ситуация напоминала заезженный прием из старого кино: экран постепенно заполоняет туманное облако — и зритель понимает, что герой мысленно перенесся в прошлое. Слушая рассказ Синди и Джули о церебеллярной гипоплазии, я вдруг услышала голос доктора Маглионе, объясняющий, что мои затруднения при чтении вызваны дислексией и что у меня весьма высокий уровень интеллекта, которому порой мешает проявляться упомянутое нарушение. Я так страстно хотела быть яркой и талантливой, и я знала, что Бу тоже очень хочется выполнить все, о чем его просят, но ни один из нас не мог достигнуть желаемого.