Пастух медведей - Андрей Белянин Страница 26

В облаках — то ли крест, то ль обугленный лик,

То совсем ничего… и становится страшно.

Если наша любовь все равно догорит

И останется здесь золотой и нетленной…

Над безверием тень, только где-то внутри

Сердца стук на Безмолвных

Скрижалях

Вселенной…

* * *

Ты помнишь этот страшный путь

Через горящий лох?

Как запах тленья резал грудь,

Мешая сделать вдох.

Там скалил зубы зверолов,

Дымились облака,

И смерть вылизывала кровь

С горячего клинка.

Ты понимал, что ты — один.

А за спиной лишь тень.

Над головою восходил

С плеча разящий день.

И обоюдоострый луч

С шипеньем резал плоть,

Спеша литую толщу туч

Наотмашь пропороть!

Чтоб хлынул дождь на эту грязь,

На этот смрад и боль.

В желудке колыхалась мразь

С названьем — алкоголь.

Я падал головой о стол,

Плюя в земную власть,

А пуля подавалась в ствол,

Потягиваясь всласть.

Скреблись граненые ножи

О реберную клеть,

И если это — наша жизнь,

То что ее жалеть?!

Восславим мертвую любовь!

Зажмем зубами крик!

Пусть наша алчущая кровь,

Упав, в единый миг

Прожжет слежавшийся гранит

Так, чтоб наверняка

Пробилось из-под тверди плит —

Подобие цветка!

* * *

Колокольный звон угас

Плавно так…

С древних фресок смотрит Спас

Жалобно.

В храмах пусто — волком вой.

Ветрено.

Бреют ангелов и в строй,

В рекруты.

В небе тучи да дожди —

Полосы.

Не дождешься, сколь ни жди,

Голоса.

В церкви ли навеселе

Каяться?

Пуля желтая в стволе

Мается…

Смерть все спишет, все простит

Важно ли?

Что за время на Руси

Страшное…

* * *

Позови меня, любимая. Позови…

Каким хочешь именем — я приду.

Где коней выгуливал Световит,

Где цветок поблекший спал во льду.

Твой слуга, любимая. Твой слуга,

Но не раб, любимая. Мне пора.

С небом обрученная луна-серьга

В твоем ушке светиться до утра.

Твой палач, любимая. Лишь палачь,

Но не муж… Ты видишь, как больно мне.

На кресте нахохлился черный грач.

Раки рвут утопленников на дне.

Твой укор, любимая. Приговор,

Очередь желающих — за топор!

В чьих слезах захлебывается душа?!

Вот и все, любимая. Все пришли…

Сяду у окошечка — я, как все.

То ли луч закатный скользит в пыли,

То ли кровь вдоль лезвия, по косе…

* * *

Ты говоришь — мы с Ним так похожи…

И даже внешне большое сходство.

Я вновь опускаюсь в прокрустово ложе,

Спеша исправить своё уродство

Его стандартом, Его сеченьем,

Его каноном… Стремясь подняться

К Его высотам, прикосновеньем

К герою мифов — плащом паяца.

Его движенья, Его привычки,

Его успехи в любви и быте.

Я заключаю себя в кавычки,

Как нереальность на этой нити,

На этой грани, на этом фоне

Я просто оттиск Его достоинств.

И обречённость самоироний,

Верней защиты духовных воинств.

Я буду вечно — Его сравненьем.

Он будет вечно — моею рамой.

Он будет первым, я — отраженьем.

Никто не скажет, что это драма…

Туманность истин — подобна бреду.

В чужом спектакле — немая ролька…

Я принимаю Его победу

Над всем, что есть во мне… Если только

Он не погасит твою улыбку

Своим сияньем высокой славы…

То я признаю себя — ошибкой.

И Он получит тебя.

По праву…

МОНОЛОГ СЕНБЕРНАРА

Ну вот… Перед носом захлопнули дверь.

Нелепо скулить и рычать бесполезно…

Воспитанный пес не считает потерь,

Он просто уходит походкой нетрезвой.

Обидеть легко. А собаку вдвойне.

Убийственность фраз не летит мимо цели.

Собачников много и шкура при мне,

Снимаю ошейник — быть может, пристрелят?

Бессмысленно жить, если в дом не войдешь.

Ты предан и продан за стыд и измену.

По мертвому другу — поломанный грош,

Куда уж краснее заламывать цену…

Я смог бы снести этот глупый замок

Скандально-небрежным движением лапы.

Я мог бы сказать ей… О если б я мог!

Но, там за стеною не всхлипы, а всхрапы…

Иду по ступенькам заплеванным вниз.

Все было как должно, все было недаром…

Хозяйки моей романтичный каприз

Выходит навстречу мятущимся фарам…

* * *

Был вечер очерчен мелом.

Мечтала луна над садом,

И женщина в черно-белом

Присела за столик рядом.

А где-то мерцала Вечность,

Гремели аккорды Данте…

Смеялись цветы беспечно

В бумажных стаканах фанты.

Шепталась листва несмело,

В фужерах искрилось пламя,

И женщина в черно-белом

Читала мне сны на память.

Я вспомнил, что это — было!

Что август раздвинул стены,

Что мне она все простила

Вину и вино, и вены,

Раскрытие неумело

Над жадным стихотвореньем.

Где женщина в черно-белом

Дарила, как откровенье,—

Продуманность многоточий.

Немой поцелуй утраты.

Таинственность этой ночи.

Горящую страсть расплаты.

И я закажу молебен

На самом высоком ранге,

А в давящем, черном небе

Уходит последний ангел…

* * *

Пограничье. Поле боя.