Смерть в Сонагачи - Рижула Дас Страница 26

— Какую из них? — поинтересовался Тилу, а затем добавил с тревогой в голосе, потому что ни один писатель не мог удержаться от того, чтобы не задать этот вопрос: — И как, тебе нравится?

— Моя любимая — первая история, сэр. Знаете, особенно та часть, когда она слегка загибает палец вверх, вот так…

— Да-да, я понял, что ты имеешь в виду, — поспешно произнес Тилу.

— Замечательно, сэр, по-научному. Мне нравится изучать такие вещи. Может, когда-нибудь пригодится. — Бхога слегка нахмурился. — Но, сэр, вы уж не обижайтесь, третья история меня не впечатлила.

— «После купания»?

— Да, слишком много деревьев, проселочных дорог и фонарей. Нет, вы не подумайте, мне нравятся описания. Я все в них понимаю, и у вас описания очень красивые. Но если взять книгу с названием «После купания», — Бхога вскинул ладонь, словно подкрепляя свои разумные доводы, — чего ожидает читатель? Хотите знать мое мнение? — добавил он с некоторой важностью. — Мне не нравится, что стоны удовольствия заглушает вой шакалов. Мне плевать на то, что это вымирающие виды.

— Следующая книга, — Тилу заговорщически понизил голос, — будет совсем о другом.

Бхога снял солнцезащитные очки и пристально посмотрел на Тилу. Он купил очки ночью в ларьке возле Нью-Маркет. А утром заметил, что одна линза — темно-синяя, а другая — бутылочно-зеленая. Хотел было вернуться и устроить торговцу разнос, но передумал и решил выдать это за авангардную моду, если кто спросит.

— Я намерен рассказать про Джоба Чарнока. Ты что-нибудь знаешь о нем?

Бхога отрицательно покачал головой, и Тилу сник. Но, в конце концов, это еще одна причина для написания романа. В назидание массам. Хорошая книга должна не только развлекать, но и учить.

— Он основал Калькутту, — сказал Тилу, наблюдая за тем, как руки торговца перебирают спутанные белые нити лапши, разделяя их на отдельные волокна длинным железным шипом и лопаткой.

Лапша дождем осыпалась на горячую сковороду и тихо шипела в масле неизвестного происхождения.

— Это будет книга о… о… — Тилу бурно жестикулировал, простирая руки к небу, провисшим электрическим проводам, одинокой голодной дворняге, обнюхивающей кучи мусора чуть поодаль. — Обо всем этом… до того, как все стало… этим. В общем, о славной эпохе. Знаешь, что это такое?

Бхога, как загипнотизированный, помотал головой из стороны в сторону, не сводя глаз с Тилу.

— Когда-то мы были великими. А на этом месте стоял город-сад. Только представь себе: Джоб Чарнок, сахиб, безумно влюбленный в местную женщину, бродит по джунглям Калькутты. Настоящий следопыт.

— Что такое следопыт? — спросил Бхога.

Тилу призадумался. Он полагал, что любой, кто читает приключенческие книги, имеет представление о следопытах.

— Ну, это человек, который странствует по свету, исследует новые места.

На лице парня ничего не отразилось.

— Такие места, как… как… — Тилу пытался назвать навскидку самую экзотическую и богатую приключениями страну. — Скажем, он отправляется в Таиланд и связывается с международной бандой, крадущей королевские драгоценности… что-то в этом роде, — закончил он, исчерпав ресурс фантазий.

— Вы имеете в виду королевские… сокровища? — обомлел Бхога.

— Нет-нет, драгоценности, такие как бриллианты и рубины.

— Вау! Но сегодня все ездят в Таиланд.

— Ладно, тогда пусть будет Африка.

— И что, правда бывает такая работа? Люди становятся следопытами? Как дантисты и бухгалтеры?

— Нет-нет, — Тилу нетерпеливо всплеснул руками. — Будь это работа, в ней не было бы ничего особенного. Просто некоторые люди по натуре — искатели приключений.

— Хорошо, так куда же направляется Джоб-сахиб? В Таиланд или в Африку?

— Никуда. Он здесь, в Калькутте. Калькутта в то время была похожа на Африку. Повсюду бандиты, дакойты ^[43], королевские бенгальские тигры! — Жестикулируя в порыве энтузиазма, Тилу едва не выбил из рук парня солнцезащитные очки. — Это историческая книга, Бхога. Действие происходит в первой половине девятнадцатого века. Британцы обосновались здесь, но город все еще кишит головорезами и дакойтами. Джоб должен найти бесценный алмаз раджи Мансигарха, прежде чем камень будет потерян навсегда, — добавил он.

Торговец подтолкнул к ним две меламиновые тарелки с чоу мейн. Яичная лапша, щедро приправленная луком и перцем чили. Бхога с жадностью набросился на еду, а Тилу едва притронулся к своей порции, унесенный мыслями в те времена, когда вокруг были болотистые джунгли, рассадник лихорадки денге.

После обеда они брели обратно неторопливым шагом, оттягивая момент возвращения к работе.

— Однажды я видел королевского бенгальского тигра, — признался Бхога. — В зоопарке Алипора. Гребаного тигра, о, простите, писатель, королевского тигра накачали наркотой. Зрелище того не стоило.

Но Тилу витал в своем собственном мире и не слушал его.

Бхога прочел много эротических книг. Разумеется, все те, что прошли через типографию «Ма Тара», и те, что он покупал в городе или выменивал. Начитавшись, он смывал с себя следы возбуждения, но старался не запачкать штаны, чтобы не стирать их слишком часто. Да, это был голый секс, и Бхога многому научился. Но этот человек, писатель, сумел тронуть его сердце. «Наступление муссона» из серии о невестке заставило его плакать, будто он ребенок. В ту ночь, когда он дочитывал книгу, светила полная луна, и он нашел полбутылки банглы ^[44]. Сааб писатель обладал поистине волшебным пером. Но теперь, как и все хорошие писатели, пытается сочинить что-нибудь дурацкое — некую «достойную книгу», как будто «достойная книга» — это джинн, который появится, стоит только сильно потереть бутылку. И все же не следует мешать, пусть пишет что хочет. Бхога верил, что со временем Тилу вернется к серии «Невестка» и все в мире встанет на свои места.

Когда они свернули с Колледж-стрит в переулок, где располагалось издательство «Ма Тара», им открылось любопытное зрелище: разгоряченный и обеспокоенный Амулиаратан Чакладар осыпал ругательствами парнишку, который, пыхтя и потея, громоздил кричаще-яркую вывеску на фасаде здания. Чакладар руководил ходом работ с присущим ему скепсисом. Тилу остановился, с интересом наблюдая за происходящим, но Чакладар был так увлечен своей миссией, что какое-то время даже не замечал его присутствия.

Наконец он поднял взгляд на писателя, и его лицо исказила смутная гримаса отвращения.