Лето 1969 - Элин Хильдебранд Страница 26

Однако реакцию доктора Сэйера невозможно понять неверно. Завидев Ангуса, он вскакивает на ноги и начинает трясти руку гостя.

Затем следует долгая беседа о высадке на Луну и достоинствах различных астронавтов: Ангус за Армстронга и Олдрина, но доктор Сэйер считает, что в список должен быть включен Джим Лавелл, а затем муж переходит к техническому разговору о тяге, эллиптических орбитах и гомановской траектории, и доктор Сэйер кивает, хотя Блэр уверена, что врач ничего не понимает, как и она.

Не в силах ни секунды дольше терпеть, что на нее не обращают внимания, Блэр откашливается.

– Ах да, – спохватывается Ангус, – моя жена обеспокоена…

– Своим размером, – перебивает Блэр. Она наконец-то завладела безраздельным вниманием доктора Сэйера и знает, что этой возможностью надо немедленно воспользоваться. – Я огромная. Как бегемот. Уже ни в одно платье не влезаю, кроме этого.

Доктор Сэйер окидывает ее оценивающим взглядом, затем обходит стол и кладет руку ей на живот. Блэр чувствует, как пинается ребенок.

– Давайте отправим вас на рентген, – говорит доктор.

Ангус предпочитает остаться в смотровой комнате, а медсестра ведет Блэр по коридору и просит лечь на холодный металлический стол.

Пока делают рентгеновский снимок, из глаз текут слезы. Блэр уверена: сейчас обнаружат, будто в ней растет гигант, монстр, осьминог. Зря она вышла замуж за Ангуса и сразу забеременела. Выбери другой путь, жизнь сложилась бы иначе: Блэр Фоли, стройная и сообразительная, стала бы известным ученым в области женской литературы XX века, начиная с Эдит Уортон и далее к Ширли Джексон, Фланнери О’Коннор, Энн Секстон и Адриенне Рич. Она встречалась бы с разными мужчинами, как Салли: архитектор в одни выходные, куратор музея в другие. Не лежала бы здесь, на металлическом столе, словно кусок говядины, ожидая услышать, какое чудовище вынашивает. Вместо этого отдыхала бы на Клиффсайд-бич на Нантакете, а Марко, спасатель из Рио-де-Жанейро, наблюдал бы, как ее подтянутый упругий зад покачивается, пока она идет от зонтика к воде.

У нее случился бы безумный, страстный роман с преданным Марко, и не пришлось бы делить любовника с девушкой по вызову по имени Трикси.

Блэр закрывает глаза, чтобы лучше сосредоточиться на восхитительной мечте, и, наверное, задремывает: спустя миг медсестра трясет перед ее лицом размытой черно-белой пленкой и говорит:

– Хотите посмотреть фотографию ваших близнецов?

Близнецов.

Блэр разражается рыданиями.

На следующий день в дверь стучат. Может, это мама получила известие сразу о двух будущих внуках, немедленно уехала с Нантакета и вернулась в Бостон? Блэр открывает дверь, за которой стоит высокий привлекательный мужчина в тщательно отглаженном костюме цвета хаки. Она не сразу узнает Джоуи Уэйлена, брата Ангуса.

– Джоуи! – восклицает Блэр. – Какой ты красавчик! Замечательно выглядишь. Вот так сюрприз!

– Сюрприз, что я выгляжу замечательно? – подначивает Джоуи, сияя. Он целует Блэр в щеку и протягивает ей завернутую в коричневую бумагу бутылку и пахнущий шоколадом пакет с выпечкой.

– Бабка, прямо из печи, – сообщает Джоуи, – и старое доброе игристое.

– Ты точно знаешь, как развеселить девушку, – улыбается Блэр и открывает дверь шурину.

Близнецы.

Всякий раз, когда Блэр повторяет в уме это слово, оно кажется все более возмутительным. Близнецы. Два младенца. Два младенца сразу. Огромные жизненные перемены, связанные с рождением ребенка, в мгновение удвоились.

Сейчас у нее все в одном экземпляре – одна люлька, одна кроватка, одна коляска, – и теперь нужен второй комплект. Это ошеломляет.

Джоуи заходит, ослабляет галстук и снимает пиджак. Блэр любуется шурином. Сразу после свадьбы Ангуса и Блэр Джоуи переехал в Нью-Йорк и устроился в престижное рекламное агентство, специализирующееся на продуктах питания. Он работал над кампанией крупной фирмы по производству полуфабрикатов «Сара Ли» и был выбран для продвижения бренда в Новой Англии и некоторых районах восточной Канады. Джоуи сообщает, что собирается провести в Бостоне от трех до шести месяцев, агентство сняло ему номер в отеле «Паркер Хауз» на Тремонте, чуть ниже по улице от «Марлиав», любимого ресторана Блэр, и открыло Джоуи собственный счет. На госте красивый костюм, сшитый по мерке в нью-йоркском бюро, и модные сверкающие туфли. Он опрятен и свежевыбрит, и от него приятно пахнет – в отличие от Ангуса, который часто забывает почистить зубы и нанести лосьон после бритья, прежде чем с головой окунуться в работу.

Блэр, как в старые добрые времена, наливает два бокала игристого, пока Джоуи достает тарелки и нож и режет на кусочки теплую ароматную бабку. Они садятся рядом, и впервые за долгое время Блэр кажется, что она счастлива, даже несмотря на то, что без помощи ей не встать с дивана.

– Бабка. Кажется, я ее раньше не ела.

– В Нью-Йорке потрясающие польские пекарни. Я поглощаю столько продукции «Сара Ли», что очень приятно съесть домашнее. Но боссам я об этом не скажу. – Он отпивает из бокала. – А еще в Нью-Йорке мне нравится тайская еда. Пробовала когда-нибудь?

– Тайская еда? – переспрашивает Блэр. Она поверить не может, что Джоуи Уэйлен, который управлял лодкой-лебедем, а верхом изысканной пищи считал тушеных устриц в Дургин-парке, стал таким искушенным. Совсем недавно он держал тетрадь Ангуса с расчетами над пламенем свечи, умоляя о внимании, а Блэр уже тогда четко сознавала, что ей будет гораздо лучше со старшим братом.

Теперь она в этом не уверена. Выйди Блэр за Джоуи, то жила бы в Нью-Йорке, по воскресеньям ходила в Метрополитен-музей и тусовалась в Гринвич-Виллидж с парнями вроде Боба Дилана и Аллена Гинзберга.

– Как твой брат? – спрашивает Джоуи, внезапно переходя от тайской кухни к вьетнамским сражениям.

– Жив. Пишет письма.

– Это аморальная война. Наши парни убивают там женщин и детей.

Дети начинают пинаться, как только Блэр пробует кусочек бабки. Джоуи обзавелся политическими взглядами, с ума сойти! В душе Блэр согласна: война аморальна. Три последних президента ставили искоренение коммунизма выше жизни американских солдат. Но Блэр знает, что Тигр сражается за их свободу, и гордится братом.

– Есть две новости, – говорит она. – Первая – у меня будет двойня.

Джоуи издает безумный вопль, отпихивает прочь журнальный столик и падает на колени перед Блэр, чтобы погладить ее живот.

– Это невероятно. Внутри тебя не одна человеческая жизнь, а две. Две!

Его прикосновения приятны, и Блэр чувствует слабое возбуждение, сексуальное, что неправильно во многих смыслах. Она смеется и шлепает Джоуи:

– Вставай!

Энтузиазм Джоуи лучше вчерашней реакции Ангуса, который выдал что-то среднее между апатией и научным интересом. Он изучал рентгеновский снимок, пытаясь понять, будут ли близнецы монозиготными – одна яйцеклетка, которая разделилась, или гетерозиготными – две отдельные оплодотворенные яйцеклетки. А потом, по дороге домой из больницы, размышлял вслух, родится ли хотя бы один из близнецов мальчиком.