Собрание сочинений. Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы - Юрий Мамлеев Страница 26

— Чудовища, возможно, мы есть где-то внутри себя, Ксюшенька. И таковыми будем, обнаружим себя когда-нибудь…

— А, все равно, — махнула ручкой Ксюша. — Ну и, допустим, чудовища… Главное быть. А чудовища, не чудовища — не важно. Лишь бы быть.

— Оно конечно, — вздохнула Алла, отпивая любимый чай. — Провались все пропадом, но ближе себя ничего нет… Но все-таки, Ксюнь, сложности и сюрпризы метафизические всегда случаются… Тут, в пещерной этой жизни, и то чего только нет… А там, внутри, на свободе-то… Эх… Я, бывало, смотрю на себя в зеркало и вдруг вижу — не я это, чужой себе становлюсь…

На пол с дивана спрыгнула жирная кошка — любимица Ксюши.

— Хватит, Алка, хватит. Не углубляй. После таких сентенций — мне три самовара надо выпить, чтобы отойти. С водярой я завязала, на время. Кошка и та испугалась: чужой самой себе, ишь! Они-то нас умнее.

Алла расцвела:

— Поймай ее. Я ее поцелую.

— Я тебя лучше поцелую, чтоб у тебя мыслей жутких больше не было…

— А все-таки: где Стасик? — вдруг выпалила Алла. — Слышит ли нас, как ты чувствуешь, интуитка моя?

— Алла, — вздохнула Ксюша. — После всего, что было, после записки, зеркал и рож, — считай его отрезанным ломтем. Забудь его, тебе же лучше. В нашей среде другого найдешь, не хуже…

— Но разрешить же этот кошмар надо! — с упором проговорила Алла. — Здесь надежда, конечно, только на Леночку и ее окружение. Нил Палыч, в сущности, что-то не то. Пусть и необычайный. Не теоретик полностью, не практик — а так, курица метафизическая. Ленок — другое дело. Около нее — огромная, черная, бездонная яма, а она только свистнет, как из черной ямы такие персонажи выскакивают… Ее окружение, так сказать. Куда там Нил Палычу: в этой яме ему только подметальщиком быть…

Ксюша с удовольствием откусила пирожок и свернулась калачиком на диване. Кошка прыгнула к ней — чтоб быть поближе к теплу. Ксюша спросила между тем:

— Когда ж Ленок-то вернется из своего Питера?

— Да сегодня уже должна.

И в это время раздались три загадочных звонка в квартиру.

— Да это Степа идет. Его звонки, — вскочила с дивана Ксюша.

И вошел дикий Степан, Милый, как известно, по фамилии.

— Ты весь в траве, Степанушка, — ласково встретила его Ксеня. — Поди, катался кубарем на полянке, да?

Алла тоже восторгалась Степушкой: «Свой, бесконечно свой, и Ленок его жалует».

Степан входил в эту небедную квартирку, как в некую пещеру, где можно веселиться, не боясь высших сил.

— Куда, куда ты?! — заверещала Ксюша и стала щеткой стряхивать с него пыль. — Подожди чуток, не лезь сразу в кухню.

— Я, Ксения, теплый уже, минут десять назад вернулся на землю, — улыбнулся Степан. — С меня теперь спрос. Тутошний я опять пока.

Алла расхохоталась:

— Мы все такие, увертливые, Степан: то здесь, то там. Одно слово: Россия… Садись пить чай. Ты ведь водку — ни-ни?

Расселись.

И снова вдруг вошла мрачноватая серьезность. Сестры поведали Милому о случившемся. Теперь уж Степан расхохотался:

— А я только этого от него и ожидал! Не горюйте. Стасик нигде не пропадет. Помяните мое слово: нагрянет, появится. В неожиданном месте.

И Степан вдруг с непонятной тупостью взглянул на потолок. На потолке ничего особого не было. На это и обратил внимание Степан.

— Он жить перестал, — хмуро сказала Алла. — Являться он, может быть, и будет, но жить он перестал.

Степан добродушно развел руками:

— Умный человек, значит.

Алла вспыхнула:

— Я скоро перестану верить, что он был. Был он или не был? Меня уже скорее пугает вся эта его фантасмагория, ее подтекст. Предал меня, ну и черт с ним!

— Это не предательство вовсе, — осоловело-задумчиво ответил Степан. — А гораздо хуже. Так я вижу…

— Больше всего переживает Андрей, младший брат Стасика, — пояснила Алла Степану. — Родители его погибли. Андрей-то полунаш, и с братом всегда был связан почти мистически, чутьем. От него мы ничего не скрывали.

Степан вдруг впал в забытье. Сестры любили, когда он забывался. Минут через десять Милый очнулся.

— Где побывал-то, Степанушка? — вздохнула Ксюша. — Нас-то помнил при этом?

Степан ничего не отвечал. Лицо его расплылось в бесконечности.

В это время раздался тревожный, длительный телефонный звонок. Ксеня подошла. Нажала на кнопку, чтоб голос был слышен всем в комнате.

Говорил Нил Палыч.

Сестры обомлели, а у Степана даже расширились глаза.

— Не влезайте в это дело, — голос Нил Палыча звучал жестко и резко.

— Не исследуйте ничего. Я-то думал, феномен самый обыкновенный, но оказалось — ужас, все пошло по невиданному пути. Такого не бывает. Ни в коем случае не суйтесь. Не шумите, сидите тихо. Ждите моего звонка.

— Где вы находитесь? — с дрожью спросила Ксеня.

— За границей, — сурово ответили в трубке. — Скоро буду. Ждите.

И все слышали, что Нил Палыч повесил трубку. В квартире все притихло.

Мяукнула кошка, но слабо.

— Будем ждать, — заключил Степан несвойственным ему голосом.