Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа - Иоан Поппа Страница 25

И полковник смотрит на нас с высоты своего стула в президиуме так, как во времена Моисея, перед исходом евреев, фараон Египта, пораженный вторым бедствием, с отвращением смотрел на лягушек, которыми закишели все реки страны.

Один за другим слово берут остальные полковники. Нам, командирам взводов, предписывают проявлять повышенную требовательность. В связи с этим узнаю, что мы – основной фактор дисциплины в подразделениях, и мы же несем прямую ответственность за состояние здоровья солдат.

Этот аспект со здоровьем – что-то новенькое. Иными словами, мы несли прямую ответственность за все. Наши полковники, наверное, долго бились и ломали головы в своих кабинетах, чтобы прийти к этому выводу. Эйнштейн так и умер, не сумев найти математическую формулу, которая бы объединяла все силы Вселенной в одну-единственную концепцию. А вот товарищи из дирекции министерства нашли в 1988 году в лице командиров взводов не только объяснение всему злу в армии, но и средство борьбы против него. Ибо если в армии существовало пьянство, недисциплинированность, невыполнение производственного плана, плохая еда, смертельные случаи, дизентерия или холера, было ясно как божий день, что во всем этом были виноваты только и только негодяи взводные, которые упрямо отказывались понять, что они основной фактор военной дисциплины в подразделениях.

Как можно было избежать всех этих несчастий, недостатков и бедствий? Просто: «путем более активного вовлечения командиров взводов и рот в жизнь подразделений». А если дела не приходили в нормальное состояние, то тогда офицеры нижнего звена и младшие офицеры лишались денежного довольствия. Может ли быть что-то более гениальное в своей простоте? Яйцо Колумба в сравнении с подобным силлогизмом есть не что иное, как квантовая физика в сравнении с таблицей умножения!

Также мы узнаем, что командир взвода или роты должен персонально следить «за всеми действиями, имеющими отношение к личной гигиене солдата». Что это означает, нам не говорят. Но пять полковников, имеющих роскошные кабинеты с личными туалетами при них, отлично знали, что во всем Доме Республики имеются только два клозета. То есть один клозет на пятнадцать тысяч человек! Почему наряду с массой других проблем не затронуть бы и эту?..

Собрание заканчивается в обычной атмосфере напряженного молчания. Кто-то сухо командует: «Встать!» Мы поднимаемся, и пятерка полковников покидает зал.

Выходим наружу. День кончается, а с высокого неба падают редкие снежные хлопья. Обуреваемый тяжкими мыслями, я направляюсь к рабочей точке 9-й бригады. Солдаты устали. Петре Ангелаке (из Вранчи), Барбу Александру и Ламбэ Маринел (оба из Добруджи), Давид Николае, Марин Стан, Милитару Георге, Павалаке Вирджил (все четверо из Праховы), Некифор Иоан из Констанцы и Доброджану Ион и Никула Иоан (мои арджешане, первый из общины Броштени, а второй из Котмяны) работают, очищая стену, с которой гражданский мастер заставил их удалить штукатурку, положенную неправильно.

Посередине огромного помещения они разложили костер из кусков дерева, принесенных от плотников. Они подходят по очереди греть руки. Солдаты более молчаливы, чем обычно, возможно, из-за холода. Спрашиваю их, что у них случилось нового, пока я отсутствовал. Они прекращают работу, и Некифор отвечает:

– Вы разве не знаете?

– Нет. Что я должен знать? Я возвращаюсь с собрания.

– Был скандал наверху, на 57-й отметке. Подрались.

– Наши? – спрашиваю я. – У нас нет никого на 57-й.

– Не из нашего взвода, из другой части. Избили или убили офицера.

– Призывники? Убили офицера? – изумляюсь я.

– Не знаем, потому что нам не разрешили туда идти. Но так говорят…

Надеваю шапку, беру планшет и выхожу из помещения, чтобы подняться по лестницам на 57-ю отметку. Встречаю старшего сержанта, танкиста Паску Василе и от него узнаю, что случилось. Час назад несколько военных-призывников из взвода другой части вступили в конфликт с лейтенантом Григоре (или Георге – я тоже точно не знаю), который объявил им, что они будут работать и дальше ночью, по удлиненной программе, потому что надо было закончить работу у них на этаже. Так решил архитектор, а лейтенант не сделал ничего особенного, он только, выполняя указание, сообщил об этом решении людям. Однако солдаты были измучены, работая столько часов подряд, им было холодно, и они хотели уехать и лечь спать.

Вспыхнула ссора, завязался скандал, солдаты начали лупить ногами по находящимся возле них лесам, оттуда упало ведро, забытое там неизвестно кем, полное застывшего цемента. Ведро ударило лейтенанта в голову, разбило ему каску, и острый край обода ее основания вонзился ему в мозг. Офицер свалился наземь. Люди бросились его поднимать, но он был мертв. Возможно, он умер еще до того, как коснулся земли.

Лейтенанта забрали оттуда и увезли в морг, а доступ в соответствующий зал был заблокирован секуристами. Спрашиваю старшего сержанта: люди, с которыми поссорился офицер, были из его взвода или нет? И младший офицер отвечает мне:

– Офицер их взвода заболел и умер несколько дней назад в больнице. Поскольку свободного командира не оказалось, командиром взвода временно назначили Григоре. Но у него был также в подчинении и другой взвод, офицер которого был переведен в Кэлэращ.

– Как? Лейтенант имел в подчинении сразу три взвода? – спрашиваю изумленно. – Двести человек?

– Да, товарищ лейтенант. У него был его основной взвод и два других, командовать которыми он был назначен временно. Эти, с которыми он поссорился, были практически не его люди.

Возвращаюсь обратно к своим. Преступное мышление бюрократов с высокими званиями на плечах привело к хаосу в колонии. Чтобы прикрыть свое безделье, они принимаются за реорганизацию подразделений каждую неделю. Так оказывается, что взвод, которым ты командовал целый месяц, передают другому комвзвода, а тебе надлежит принять военнослужащих, которыми до сих пор распоряжался кто-то другой.

Едва ты привык к людям, а люди – к тебе, едва ты начал их узнавать, как неожиданно приходит приказ: «Передать взвод иксу и принять взвод игрека».

Тут вопрос элементарной военной психологии – не менять командиров во время боя. На фронте нечто подобное запрещено. Взвод – это волшебный дракон, у которого искры сыплются из ноздрей и который слушается только первого своего командира. Только он может его «оседлать». Тогда дракон расправляет крылья, взмахивает ими в воздухе, поднимается с земли и бороздит небесные просторы, летает дни и ночи напролет, за пределами времени и пространства. Любой другой, кто приблизится к сказочному созданию, будет уничтожен пламенем, которое оно изрыгает. Взвод слушается не всякого, не абы кого, а только первого своего командира. Для того чтобы свыкнуться с другим командиром, ему требуется время. Это знает каждый.

И все же эти деятели, которые нами командуют и которые носят на груди «поплавки», удостоверяющие, что они окончили Военную академию, нарушают не моргнув глазом железные военные принципы, упрекают нас в несоблюдении воинской дисциплины и в хаосе, царящем в колонии, но именно они сами являются источником, порождающим хаос, беспорядок и чехарду. Они грозят, что уберут нас из армии, но они первые, кто должен ее покинуть. Если идет война и ты попадаешь на фронт под начало подобного карьериста, то ты отправишься на тот свет в два дня. Между тем в армии полно генералов пехоты, которые всю свою жизнь занимались тем, что клеили на стенах плакаты с цитатами из выступлений Верховного главнокомандующего; в армии полно вице-адмиралов, представителей министра обороны для связи с общественнностью, нога которых никогда в жизни не ступала на военный корабль; в армии полно генералов авиации, которые всю свою жизнь были партсекретарями и ни разу не садились в самолет. А когда такого человека по причинам, известным лишь ему, понижают в должности, его появление на новом месте работы оборачивается невероятной катастрофой, потому что он не разбирается ни в чем.