Остров Тайна - Владимир Топилин Страница 25

Холодная осень затянула седое небо свинцовыми облаками. С севера тянет промозглый ветер. В воздухе мечутся мохнатые снежинки. Освободившиеся от хвои голые ветки лиственниц подпевают ветру заунывную песню. Где-то в распадке глухо бормочет вода. На лужах тонкие корочки грязного льда. На обочинах остекленели пожухлые травы. За далеким урманом, собираясь в дорогу, гогочут гуси.

Взбираясь и опускаясь по пригоркам, петляя между зеркальными озерками и кочковатыми зыбунами, вьётся змеёй разбитая дорога. Пологие горы с заснеженными вершинами теснят таёжный тракт справа и слева, бросают его в обход граней склонов, прижимают к своим бокам. Смешанный лес с обеих сторон сжимает путь непроходимой чащей. В некоторых местах между толстыми лиственницами едва проходит повозка, но это не мешает обозу пробираться сквозь дикую, северную тайгу дальше вперёд.

Тяжело тукают по мёрзлой земле копыта коней. Брякают на ухабах колеса телег. От напряжения скрипят оглобли, хрипят лошади. Подгоняя уставших животных, покрикивают погонщики. Проклиная негостеприимную землю, ругаются нервные охранники. Всадники с карабинами за спинами устало осматриваются по сторонам. Подневольные люди, тяжело переставляя ноги, покорно бредут в окружении охраны.

Впереди верхом на лошадях неторопливо едут три всадника в суконных куртках. За ними, на телегах, прижимаясь друг к другу, сидят дети. Рядом с ними, придерживаясь за края повозки, шагают женщины. Сзади, подталкивая повозки в трудных местах, идут мужики. Замыкает колонну отделение стрелков в составе семи человек. В их числе Ванька и Петька Бродниковы, Иван Нагорный и Фёдор Михрютин.

Восьмой день этап передвигается по выбитой дороге через тайгу от берега Енисея. Восьмые сутки изнурительного пути по бескрайним просторам Севера. Постоянное движение вперёд от светлой полоски на востоке утром до глубокой темноты вечером с ночёвками в холодных избах в лёгкой, не по сезону одежде, со скудными пайками.

Мельниковы идут в конвое четвёртыми от начала. Впереди них передвигаются Ерофеевы, Подгорные, Масловы. На четвёртой телеге сзади нагружены продукты и вещи конвоиров. Простуженные дети кашляют, смотрят на взрослых непонимающими глазами, кутаются в жалкие одежды с родительских плеч. Повязав под подбородками заношенные платки, в длиннополых платьях, едва переставляя по грязи латаные бродни, рядом идут женщины и с тревогой смотрят на ребятишек. Замотавшись в грязные, потрёпанные в дороге рубахи, заросшие, с серыми лицами бредут мужики. В сознании каждого одна мысль: скорее бы привал, развести костёр и напоить малышей горячим кипятком.

Братья Бродниковы и другие охранники одеты в новые сапоги, суконные телогрейки, меховые шапки. Тёплую одежду им выдали ещё в Красноярске. Усиленный дополнительный паёк разгладил складки на их лицах. Если бы они ещё ехали верхом, то были бы вполне довольны. Но лошадей не хватает, рядовым приходится шагать пешком.

Максимке и Вите Мельниковым стало совсем плохо, поднялась температура. Анна в очередной раз просит командира взвода охраны остановиться, развести костёр, вскипятить воду, но тот равнодушен к мольбам женщины:

– Вон за тем холмом деревня, – показал рукой вперёд. – Придём – тогда хоть пожар распаляй!

– Да замолчишь ты или нет, курва кулацкая? – орёт сзади Ванька Бродников. – Сказано – нельзя, значит, нельзя!

Анна подавленно опускает голову, тихо стонет, уговаривает детей:

– Потерпите, милые… Потерпите. Скоро приедем!

Ребятишки ненадолго успокаиваются, но через некоторое время вновь начинают плакать. И так всю дорогу.

Наконец-то этап поднялся на пологий перевал. С небольшой высоты видны далёкие, холодные, по-осеннему неприветливые просторы Севера. Внизу на десятки километров под ногами раскинулась огромная долина с резко выраженными пятнами тайги. Тёмно-свинцовые плешины между ними – непроходимые, топкие болота. Где-то далеко, едва видимые на линии горизонта рубцуются рваные, заснеженные горы. Чтобы добраться до них, нужен не один день.

Под горой стелется сизый дым, видны тёмные квадратики строений. До слуха долетает редкий лай собак: Ломоватка – глухое, дикое, староверческое поселение.

На миг остановившись, старший конвоя устало покачал головой:

– Пришли! Вот вам, господа захребетники, новое место жительства! – И, важно покачиваясь в седле, грозно дополнил: – Отсюда не сбежите!

Смотрят Мельниковы перед собой – душа стонет. Овальная долина похожа на необъятную яму с чёрным островом посредине, вокруг которого топи и зыбуны. Куда ни кинь взгляд – всюду седая, угрюмая стынь. Неприветливое, гиблое место, в котором живёт смерть человеческая. Кто первый из них сгниет в этих болотах, кто выживет? Да и выживет ли?!

Недолго задержавшись на перевале, колонна двинулась вниз, к жилью. В нос уставшим путникам ударил застоявшийся запах дыма. Навстречу им, опережая друг друга, с громким лаем бросились несколько пёстрых собак. За ними из домов вышли вооруженные карабинами люди в военной форме. Увидев среди охраны знакомые лица, они закинули за спину оружие, остановились в ожидании конвоя.

Староверческая заимка Ломоватка некогда представляла собой отдалённый от больших деревень и сёл родовой скит вольных переселенцев, некогда изгнанных православной Церковью с обжитых мест за противостояние нововведениям патриарха Никона. Изгнанники уходили всё дальше, в недоступные места глухой тайги. Годами, десятилетиями, веками староверы добирались из Вятских, Самарских, Тульских, Ярославских, Пермских и других уездов в дикие, необжитые края за каменный пояс.

Далеко не каждый из переселенцев достиг вольной земли, где мог жить свободно. Многие умирали от голода, холода, ножа или стрелы крутых нравом кочевников, аборигенов. Те, что добрались, смогли закрепиться, обжиться и хранить свой крест, старые заповеди, данные им от рождения твёрдыми духом предками.

В большинстве своём отшельнические скиты походили на таёжную деревеньку, в которой проживало несколько семей одного или нескольких родов. Разбросанные на десятки километров поселения имели связь между собой. Старообрядцы хорошо знали своих соседей, общались друг с другом, ходили по знакомым только им тропам, помогали единоверцам в беде и радости, отмечали праздники, переплетались семейными узами. Найти староверческий скит в тайге было непросто. Труднодоступные места, горы, топкие болота служили им естественной защитой от преследования и налогообложения той или иной власти. Редкого гостя староверы не отвергали, но и не пускали в дом, давая пищу и кров в отдельной избе. Если появление чужаков становилось частым явлением, они бросали, жгли свои дома и уходили ещё дальше в лес.