Нить - Виктория Хислоп Страница 25

К семи часам он уже побывал у парикмахера, побрился, а в семь сорок пять мальчик, чистивший ему ботинки, уже получил свою ежедневную монетку на чай. В семь пятьдесят Комнинос сидел в кафенио неподалеку от новых торговых помещений возле доков, а к восьми допивал вторую чашку кофе, просматривая три из многочисленных местных газет. Пробежав глазами финансовый раздел, он прикинул приблизительную стоимость своих акций и облигаций.

Предложение и спрос на шерсть зависели от множества факторов, на которые он не мог повлиять, но искусство заключалось в том, чтобы предвидеть, где и когда лучше купить. То же самое касалось и других тканей, и тут уж нужно было поспевать за требованиями, не только сегодняшними, но и завтрашними, в отношении фасонов и интерьеров. Знали они об этом или нет, но бóльшая часть состоятельных жителей Салоников одевалась сама и «одевала» свои дома не без участия Константиноса Комниноса.

Политическая ситуация в стране, и особенно в городе, в эти месяцы занимала Константиноса как никогда. Миллион греков из Малой Азии прибыли на историческую родину еще до окончательного договора с турками, который должны были подписать только в июле, и каждый день приезжали новые.

Цифры в воздухе носились разные, но все они вызывали тревогу. Много месяцев подряд беженцы стекались в Салоники, и главной заботой было – как их всех накормить и устроить. Газеты радостно подогревали недовольство. «Более миллиона!» – кричал заголовок одной. «Салоники сметет этим потоком», – пророчила другая. «Куда нам их девать?» – вопрошала третья, когда появились новости о сотнях тысяч беженцев, которых собирались разместить здесь.

Как и многие из процветающих горожан, Константинос Комнинос наблюдал за этим наплывом нищих беженцев с сильным беспокойством. После пожара и так многие ютились в лачугах или по несколько семей в одном доме, даже его семья не устроена как следует.

Комнинос был не единственным коммерсантом, начинавшим свой день в этом кафенио. То же обыкновение разделял с ним один из самых успешных в округе торговцев мужским платьем Григорис Гургурис. Оба сидели каждое утро за одними и теми же столиками, оба курили сигареты одной и той же марки и читали одни и те же правые газеты. Несмотря на то что они были знакомы уже тридцать лет, их отношения почти не выходили за рамки бесстрастного мира коммерции. Гургурис почти все свои ткани покупал у Комниноса, однако, при всей обоюдной зависимости, оба относились друг к другу с некоторой долей недоверия, так как каждый полагал, что другой обычно извлекает больше выгоды из сделок.

– Что до меня, то я считаю, ни к чему впускать их сюда в таком количестве. Нужно было отправить их прямиком в Пирей, – прогремел Гургурис через весь зал, и его двойной подбородок заколыхался, как всегда, когда торговец выходил из себя.

– Скоро дышать станет немного полегче, – флегматично заметил Комнинос, не отрывая глаз от газеты, – когда все мусульмане уберутся отсюда.

– Лично мне будет нисколько не жаль, что все эти фески исчезнут с наших улиц, – сказал Гургурис. – Но обмен-то все равно неравный? К нам приедет больше народу, чем уедет.

– Но вы подумайте, Григорис! В город хлынут новые христиане, значит им понадобятся новые костюмы! Не так уж все плохо…

Оба посмеялись, затем Комнинос бросил на столик несколько монет и поднялся, чтобы уйти. Было уже восемь часов, и его ждала работа.

Тронув пальцами край шляпы, Константинос коротко попрощался со своим клиентом и вышел на утреннее солнце.

В этот день ожидалось прибытие партии товара, и он неторопливо двинулся к докам, рассчитывая узнать, в какое время придет корабль. В порту всегда ошивались десятки бродяг – кто-то искал работу, кто-то просил милостыню, кто-то просто слонялся без всякого дела, не выпуская из виду узлов с пожитками, сваленных где-нибудь поблизости. Комнинос никогда не опускал руку в карман. Таковы были его правила. Одному подашь – тут же все остальные накинутся. У него была своя тактика: смотреть сквозь них, делать вид, что их нет. Начальнику порта Комнинос был хорошо знаком.

– Доброе утро, сэр, – сказал он, подходя. – Как поживаете?

– Замечательно, благодарю. Есть вести о моем корабле?

– Сейчас другой зайдет, большой, – ответил начальник, – не знаю уж, хватит ли людей для разгрузки, если даже ваш и придет сегодня.

Комнинос бросил взгляд за спину портовика и понял, что тот имеет в виду. В каких-нибудь нескольких сотнях метров от входа в гавань виднелся приближающийся корабль. Он был большой, и Комнинос уже разглядел, что это не грузовое судно. На палубах было полным-полно людей. Комнинос отвернулся, кипя возмущением.

Солнце припекало вовсю, и на борту все толкались, стараясь разглядеть, куда их привезли. Сквозь утреннюю дымку видно было только несколько размытых силуэтов и очертаний: башня, склон холма, стена, что словно бы перерезала город до моря, несколько вздымающихся в небо минаретов, выстроившиеся в ряд на востоке большие виллы.

Для Катерины, в нетерпении стоявшей на носу корабля, город, что с каждой минутой делался больше и вырисовывался яснее, означал конец разлуки с матерью. Она столько недель вышивала крестики на подоле платья – теперь они уже выстроились в разноцветную цепочку, и место оставалось лишь для одного.

Когда туман рассеялся, город оказался вовсе не таким большим, как она воображала. Она видела Афины на картинках в книжке и ожидала совсем другого. Для столицы Греции он выглядел как-то не слишком внушительно. И где же Акрополь?

Затем Катерина заметила кое-что еще. Над морем поднимались остовы выгоревших домов. На миг ей показалось, что они сделали полный круг и вернулись в разоренный город, в котором она выросла.

– Кирия Евгения! Кирия Евгения! – сказала она, дергая Евгению за рукав. – Мы опять приплыли в Смирну!

Все три девочки стояли рядом, прижавшись к перилам борта, и теперь они оторвали взгляды от города и повернули головки назад. Евгения увидела перед собой три встревоженных, взволнованных лица.

– Нет, мои хорошие, это не Смирна, – возразила она. – Нас привезли в Салоники.

– В Салоники?! – воскликнули они хором, как три птенца в гнезде. – В Салоники? А мы думали, что плывем в Афины!

Катерина уже глотала слезы. Это не тот город, куда уехала ее мама. Долгие месяцы надежды и ожидания словно канули на дно моря.

Евгения наклонилась, обняла Катерину и прижала к себе, чувствуя, как девочка рыдает ей в плечо. Близнецы взялись за руки и окружили их кольцом. Все они попали не туда, куда стремились.

Так они стояли какое-то время вчетвером, а корабль шел своим курсом. Затем они почувствовали, что палуба под ногами как-то странно качнулась – это двигатели начали останавливаться. Судно замедлило ход, и вскоре все услышали металлический лязг – они не вошли в гавань, бросили якорь поблизости.

Они видели, как капитан отправился на берег на маленьком буксире. Прошел час или два. Поползли слухи, что на берег их не выпустят. На корабле быстро распространялись болезни, немалую часть палубы пришлось отвести под временный карантин, и все понимали, что таких гостей вряд ли примут с распростертыми объятиями.