Записки фельдшера - Олег Врайтов Страница 25

Ладонь Егора накрыла мою.

— Успокойся, Леша. Все получится. Набирай эти и новую открой.

Как он это делает вообще? Дрожь хоть и не полностью, но ушла, и гормоны, втянувшись в цилиндрик «десятки», через минуту уже заструились по пластиковому «хоботку» катетера.

— Систему. Реополиглюкин подключай.

Пакет, бинт, вата со спиртом — флакон в пакет, протереть спиртом в районе горлышка, бинт поверх донышка, завязать узел «хвостиками» пакета поверх бинта, завязать бинт поверх «хвостиков», сделать петлю… ага, люстра невысоко, как раз повесить сгодится. Собирая капельницу, я скосил глаза на пациентку — или мне показалось, или она правда стала дышать ровнее? Посмотрел на Егора, тот многозначительно поджал губы.

— Доктор, а мама проснется? — прозвучал в комнате дрожащий детский голосок.

— Проснется, — пробормотал я, подкручивая прижимной ролик на пластиковой трубке системы. — Конечно, проснется, зайка. Пусть только попробует не проснуться.

Флакон не успел опустеть даже наполовину, когда пациентка, внезапно разразившись кашлем, зашевелилась на диване.

— Доктор… я что, сознание теряла?

Кому и как объяснить это чувство, когда ты возвращаешь человека обратно, дав уже протянувшей холодные руки костлявой шикарного пинка под зад?

— Мокрая вся, надо же… — пожаловалась больная, проводя свободной от системы рукой по лбу и груди. — Ой, как я так? Маша, ты бы окно открыла, вон и доктор весь взопрел.

— Я открыла! — обиженно ответила дочка. — Дядя врач сам попросил!

И хорошо сделала, молча поддакнул я, чувствуя, как предательские струйки стекают по вискам, лбу, змеятся между лопаток. Было бы куда дяде врачу прыгать головой вниз, если бы твоя мама не отреагировала бы на адреналин с гормонами…

— Вы мне только больше не колите ничего, ладно? Даже затошнило с вашего укола.

— Ну… бывает, — откашлялся я. — Сердце-то ваше как?

— Сердце, — нахмурилась пациентка. — Да вроде полегче, знаете… так что всегда после этого лекарства бывает?

Не отвечая, я перемерял давление — ну Егор, ну зараза, а ведь и давление уже в пределах рабочего! Уж не предвидел ли он анафилаксию в качестве терапевтического воздействия, раз у меня не хватило духу на дефибрилляцию? Покатав эту мысль между извилинами, я ее отбросил. Паранойя, фельдшер Астафьев, в чистом виде, не увлекайтесь. Лечится уж больно туго.

— Машенька.

— Да?

— Тебе поручение ответственное. У вас соседи есть, которые дяди и которые взрослые? Если да, позови их сейчас и попроси помочь маму до машины донести.

— Ой, ну не надо, я сама дойду!

— А ну, лежите! — рявкнул я. Грозно бы рявкнул, да пустил петуха под финал возгласа. Отдышался, помотал головой. Мать и дочка смотрели на меня круглыми глазами.

— Извините… Так что с соседями?

— Ну, можно Павла из «восьмой» попросить, если сын дома — они вдвоем помогут.

— Чудно. Давай, Маша, беги за ними.

Хлопнула дверь, выпуская ребенка в подъезд.

Во внезапно образовавшейся и какой-то неловкой тишине я принялся собирать разбросанные по полу шприцы, пустые ампулы и обертки в пакет. Наорал вот на больную, а ведь сам ее чуть и не угрохал — герой, право слово. Спаситель жизней. Стыдоба…

— Доктор… — рука пациентки легла на мое колено.

— Да?

— Вы… извините меня, пожалуйста. Я испугалась просто. Вы из-за меня тоже вот разнервничались, а вам еще работать.

Я понимающе кивнул, стараясь не выставлять напоказ до сих пор подрагивающие руки:

— Ничего, я понимаю. Всякое бывает — и медики люди, тоже пугаются. Тем более, что не я один… — Я покосился на Егорку. Тот стоял, скрестив руки на груди, и ухмылялся, словно не было только что этой сумасшедшей четверти часа, когда мы боролись за жизнь пациентки.

— А… нет, один, — пробормотал я, вставая.

Входная дверь слегка скрипнула, впуская Машу и двух мужчин.

* * *

Я снова щелкнул зажигалкой. Робкий огонек оскудевшей за месяц зажигалки привычно лизнул кончик сигареты. Втянул в себя дым — закашлялся. Черт, ну не умею же курить… хорошо же это, наверное? Егор, как обычно, прислонившийся к стене, глядя на меня, зашелся смехом. Я ожег его наигранно злым взглядом, затянулся снова. Прислонился, как и он, спиной к стене гаража, чувствуя холод выстуженного к трем часам ночи бетона. Холод был приятным.

— Будешь?

Егор, как всегда, отказался. Я уверен, что он так же курит, как и все наши, просто стесняется.

— Выдохся?

— Да какой там хрен, — задорно буркнул я. — Хоть сейчас, еще на три таких же…

И профессионально сплюнул на газон, подражая Артемовичу, уже успевшему завалиться спать в машине и даже начать похрапывать. Получилось не очень. Егорка загадочно улыбнулся. Черт возьми, он всегда так улыбался, когда я пытался бравировать, скрывая дрожь в руках — словно знал, как себя обычно ведет перетрухавший салага, которому просто повезло. А сам-то — хоть бы что-то, намекающее на эмоции, из себя выдавил.

— Чего лыбишься, каменное рыло? — с деланым недовольством сказал я. Почти деланым. — Или сам не испугался?

— Испугался.

— Так какого ж… — Дым, словно только этого и ждал, попал не в то горло, и я закашлялся, убив возможность шикарно выругаться а-ля Артемович. Тем более — с его а-ля Польша шипящими ругательствами.

Егор постучал меня по спине. Потом потрепал мне волосы. Вот чего я с детства не любил — так это когда так делают. Словно малыша успокаивают. Но сейчас я лишь зажмурил глаза.

— Тяжко быть врачом, а? Нет, не отвечай. Дай додумаю. Ладно, я-то, чахлый фельдшер, недоврач, но перемедсестра, знать и уметь не обязан, но если сделал и справился — молодец. А ты-то? Ты ж все должен знать и уметь. И не смог — осиновый кол в тебя загонят. Это при том, что наша зарплата в три килорубля различается? А? Ведь всегда есть вариант, что ты чего-то не знаешь, чего-то не можешь, что-то проглядишь, что-то забудешь?

И этот вопрос я задавал уже не раз. Ответа не ждал. Каждый раз Егорка отмалчивался, уклоняясь от прямого ответа. Поэтому яростно затянулся сигаретой, готовясь продолжить монолог.

— Страшно, Леша.

— Каждый раз?

— Каждый.

Я, моргая, посмотрел на моего доктора.

— Врешь же? Ты… ч-черт, ты даже дышать ровнее не перестал тогда!

— Думаешь, это показатель?

И снова улыбается. И не поймешь, что прячется за улыбкой этого молодого парня, отличающегося от меня только словом «врач» в дипломе. Хотя мы могли бы в свое время играть в одной песочнице…

— Я тебе завидую, Егорка.