Матадор - Патрисия Мело Страница 25

Доктор Карвалью, я пять раз пользовался вашей чековой книжкой, вот общая сумма, вы можете вычесть ее из моего гонорара. Мне очень нравится ваш дом, и я захотел осмотреть комнаты, я открыл ящик ночного столика, там лежала кредитная карточка и чековая книжка, вдруг вошла Габриэла, и я испугался, что она решит, что я вор, я запихнул карточку и чековую книжку в карман, я собирался их вернуть, но так вышло, что я ушел и не вернул. Эти слова крутились у меня на языке, я как раз собирался их произнести, когда вошла горничная, неся на подносе кофе, это была новая горничная, а где та девушка, что у вас раньше работала? спросил я. Я уволил ее, сказал доктор Карвалью, она украла мою чековую книжку. А заодно и кредитную карточку.

Это было несправедливо, я должен был пожалеть девушку, я был обязан сказать, что это моя вина, мне следовало вернуть чековую книжку, но в последнее время все шло наперекосяк: что-то внутри меня вопило, но что-то другое, гораздо большее, чем первое, было глухо. Бессильная волна поднималась у меня из желудка и стихала на губах, не оставив пены. Кто-то заметил, что ненависть рождается на устах. И эта волна, я даже не понимал, что это, не видел, что это моя смерть, первые ее отголоски, затихала у меня на губах, не оставляя пены.

Теперь мне звонят из банка, продолжал доктор Карвалью, говорят, что чеки опротестованы, звонят из ресторана, из магазина детских вещей, у нее недавно родился ребенок, наивная дурочка, я хотел ее попугать, ты мог бы оказать мне и эту услугу, но моя жена была против, она говорит, что горничная ни при чем, ну а кто же тогда? Это она, сказал я, конечно, она, согласился доктор Карвалью, и на какое-то время у нас иссякла тема разговора, нам обоим стало неловко, он посмотрел на меня как-то странно, даже не знаю, как сказать, эти ребята умеют смотреть по-особенному, богачи, я имею в виду, шантрапа глядит по-другому, я опустил глаза; я убил Педру по кличке Телевизор, тсс-с, не кричи, Майкел, ты что, с ума сошел? Это тебе, доктор Карвалью протянул мне коробочку, которую производитель шампуней передал для меня, я открыл ее, мобильный телефон, твой гонорар, сказал он. Он будет оплачивать все счета, но ты не увлекайся, сказал доктор Карвалью. Говори по телефону только по делу. Используй его для работы.

Мне было очень скверно, я чувствовал себя разбитым, часто нюхал кокаин, плохо спал, а когда

спал, мне снилось, что я бодрствую, я опять ширялся, и совершенно не обращал внимания на свою дочь, я каждый день ходил на работу, я принимал душ, я нюхал кокаин, я орал на старину Умберту, я плакал, я слушал радио, я ругался с Кледир, я болтал с девчонками из службы секса по телефону, я снова ширялся, «Майкел любит Эрику», «Эрика любит Майкела», я писал наши имена в сердечках на столиках всех кафе, на указателях, на деревьях и на собственной ладони, я плакал, я встречался с какими-то женщинами, но все женщины одинаковы, они стонут в постели, а я не люблю, когда женщина стонет в постели, я не люблю, когда женщина начинает говорить о том, как она потрахалась после того, как она потрахалась, я не люблю, когда женщина называет меня «мой миленький», какой я к черту миленький, я матадор, я убийца, я душегуб.

В один прекрасный день, когда я был на работе, вошла Эрика, белые брюки, белая футболка, мокрые волосы; привет, я приехала. У меня челюсть отвисла. Язык проглотил? поинтересовалась она. Она была красавица, а я выглядел как старая развалина, она в белом, а у меня внутри все горит, я вне игры, выдавил я, все кончено, она положила ключи от дома на прилавок и сказала, что ей больше не нужна квартира; я буду жить в церкви и работать буду там же. Меня словно ударили по лбу, я стоял оглушенный. Я ездила вместе с Марлениу, в Парана был съезд последователей нашей церкви. Еще один удар, теперь в челюсть. Ты не представляешь, как это хорошо – познавать Бога. Удар в живот. Я попытался рассмеяться, засунь своего Бога в задницу. Марлениу был добр ко мне, я не хотела тебя расстраивать, ты знаешь, просто мне необходимо хоть немного спокойствия и мира в душе, я повернулся к ней спиной и начал расставлять корм на полках, корм для собак, мне нужна какая-нибудь религия, говорила она, корм для лошадей, ты же сам говорил, что когда ты думаешь, что умрешь, что твоя дочь умрет, что деревья умрут, то у тебя нет сил встать с постели и ты начинаешь плакать, корм для рыб, ты плачешь по ночам, когда ложишься на землю, в лесу, и видишь звезды, и понимаешь, что ты умрешь, ты видишь бесконечность, ты плачешь, Майкел, ты плачешь, когда просыпаешься среди ночи и думаешь, что ты умрешь, что в один прекрасный день все это закончится, и ты плачешь, ты плачешь, потому что не знаешь, что именно Бог укажет тебе правильный выход, Бог – это путь к небесам. Иди ты на хрен, Эрика. Я поняла, что люди могут умирать с песней на устах, продолжала она, корм для ослов, корм для кретинов, ты можешь сделать так, что твое сердце смягчится, Майкел. Корм, корм, корм. Ты так и останешься идиотом на всю свою жизнь? Да, но только не тем идиотом, который поселился в церкви, огрызнулся я. Корм для кроликов. Она развернулась и ушла, а я остался расставлять корма, и слезы текли из моих глаз до самого вечера.