Ангел вожделения - Елена Радви Страница 25

Но после магазинов он заметно скучнел, становился неразговорчив. Да и о чем он мог разговаривать с Бекки в Париже? К тому же, за долгие годы их связи, Бекки знала все его истории назубок. И Антони, боясь наскучить, предпочитал помалкивать. Только в постели он брал реванш. В постели все истории были новыми…

«Надо над ним крепко поработать», – решила Бекки, помня, как благотворно влиял на нее Майкл в Париже.

И еще она подумала о том, что знает Антони столько лет и ее никогда раньше не озадачивало воспитание возлюбленного. Что это с ней? Неужели ей все начинало приедаться? Нет, нет, она, как и прежде, безумствует в ласках. И если бы вдруг их не стало, она сошла бы с ума…

Тем не менее, дремучее невежество Антони стало ее раздражать. Он часами мог смотреть порнографические фильмы, не шевелясь, не выражая никаких эмоций, весь поглощенный экраном… Странно, у Бекки, той самой Бекки, какой она себя помнила с детства, эти фильмы вызывали омерзение. Почему, непонятно?! Хотя ночью они с Антони вытворяли вещи не менее головокружительные, чем показывал экран…

Так что она относилась к увлечениям Антони порнофильмами, как к студенческим лабораторным работам. Однако когда Антони, просмотрев «материал», вставал с кресла с глубокомысленным видом: «Вот, дают!», Бекки не сдерживалась:

– Ты же не импотент! Что ты смотришь на это занудство?

– Отстань! Это не занудство! – свирепел Антони, багровея. Ибо ничто так не задевает человека, как порицание его вкуса.

И Бекки решила действовать на своего возлюбленного не торопясь, исподволь. Сам город, в котором пряталась их квартирка, должен был повлиять на Антони, не оставить его равнодушным. Париж вливал в Бекки живительную струю, и она, настроившись на романтический лад, принимала все, что ее окружало с детской доверчивостью и восторгом. Она была уверена, что любой человек не в силах оставаться равнодушным к этой симфонии прекрасного. И Тони не может быть исключением! Именно сейчас, когда он так дорожит ею, так нежен и заботлив, он не станет противиться ее желанию. Бекки начала привлекать Антони ко всему, что интересовало. Но, увы, ничего из этого не выходило. Антони покорно посещал с ней театры, концерты, музеи, топал по старинным улочкам и, не скрывая скуки, слушал объяснения Бекки…

И Бекки, не выдержав, махнула на свою затею рукой. Что требовать от него, в его возрасте, с прочно сложившимся мировоззрением…

Однако попытки воздействовать на Антони оказали влияние на саму Бекки. Места, где когда-то она бродила с Майклом, пронзали душу с особой остротой и печалью. Печаль была столь глубока, что порой ей казалось, что Майкл, ее умный, утонченный Майкл, рядом с ней. Стоит лишь повернуть голову… Бекки скашивала глаза и видела лишь напыщенного Антони. Сердце Бекки сжималось от боли по утраченному.

И Бекки пришла идея скрасить свое духовное одиночество внучкой. Она решила пригласить Кэти на зимние каникулы в Париж…

Недолго думая, она позвонила в Спрингфильд. Питер и Синтия не возражали. Что касается Кэти, то вопль восторга заглушил все звуки телефонной трубки.

Они встретили девочку в аэропорту и отправились кататься по городу. Кэти в восторге крутила головой, разглядывая чудесный город и уверяя бабушку, что она совершенно не устала, что весь полет проспала и готова так кататься всю жизнь.

Антони, на время пребывания внучки, была отведена роль прислуги. Что, кстати, его вполне устраивало. Не надо было шататься по музеям и театрам. «Каникулы, так каникулы!» – радовался Антони. В те часы, когда «хозяева» сидели дома, Антони тоже не очень перегружался – Кэти требовала у бабушки ее изумительных рассказов, память о днях, проведенных на острове. И чтобы бабушка ночевала с ней в ее комнате, как это было в отеле.

– Кэти! Ты вполне взрослая девочка, – возражала Бекки. – А взрослым не подобает с кем-либо спать в одной комнате.

Кэти упрямо сдвигала бровки и чему-то иронически улыбалась.

Сошлись на том, что бабушка будет сидеть с Кэти, пока та не уснет. И рассказывать о детстве папы Питера.

– Ну, Бекки, я слушаю! – приказывала она, уютно забившись в угол просторной кровати. – Расскажи, как вы играли в амишей!

– О, это было восхитительно, – начинала Бекки. – Мы отправлялись к амишам, накупали у них одежду, всякие там пояса, шляпки, выключали электричество, пользуясь исключительно свечами. Приобрели корову…

– Настоящую корову? – восторженно перебивала Кэти.

– Самую настоящую! – кивала Бекки. – Ее звали Шейла.

– Шейла! Где же она жила?

– Построили специальный хлев в конце парка. Мы сами пасли нашу Шейлу… Доили…

– Так и доили? – не верила Кэти. – Кто доил?

– Вначале все вместе, потом по очереди.

– И папа доил? – подозрительно спросила Кэти.

– Еще как! – азартно выкрикнула Бекки. – Питер это делал лучше всех. Не то, что мы с Майклом… А дедушка, вообще… жалел Шейлу, носил ей бананы. Она здорово ела бананы.

Кэти была в восторге.

– Еще мы научились у амишей делать из молока всякие продукты. Творог, сметану и даже масло. Довольно вкусное было масло.

– Только бананами отдавало, – съехидничала Кэти. – Как же вы его делали?

– Купили у амишей специальную машину. Ручку крутили по очереди. Особенно старался дедушка Майкл. Да и папа твой не отставал… А теперь постарайся уснуть. И пусть тебе приснится наша Шейла. Спи, родная.

Кэти возвращалась домой со слезами: грустно, что каникулам пришел конец. Девочка была полна впечатлений.

Бекки тоже опечалилась. Разлука с внучкой, казалось, отсекала самую трепетную часть жизни – воспоминания о прошлом. Казалось, что она стоит на краю пропасти…

Антони понимал – Бекки ускользает. В то же время он чувствовал какую-то уверенность. «Будешь со мной, будешь, сука! Я хорошо тебя изучил – побрыкаешься и вернешься, на коленях приползешь», – убеждал он себя. Но на душе было кисло…

И Антони решил бороться!

В первый же вечер после отлета Кэти они появились на Плас-Пигаль в притоне с голыми девчонками на сцене. И с таким шоу, от которого Бекки, по мнению Антони, должна прийти в себя. Еще парочку таких вечеров и от ее вздохов по Джоконде не останется и следа!

Из своих походов по музеям, Антони запомнил и возненавидел Джоконду больше всего. Уж очень эта Джоконда своей улыбочкой действовала на Бекки. Антони был стреляный волк и отлично понимал, что означает у женщин такая ухмылка. Что в средние века, что в наше время. Все эти оторвы одинаковы. Друг дружку чуют издалека. Когда Бекки попадала в Лувр, казалось, ее магнитом тянет в зал, где перед небольшим портретом вечно толкались люди. Такие же психи, как Бекки… Так или иначе, но Антони возненавидел эту «блядь», как он называл про себя Джоконду, а затем и все, что показывала ему Бекки в Париже, именовал «Джоконда».

Итак, с отъездом Кэти у Антони началась привычная жизнь. Да и Бекки сама соскучилась…