Часы зла - Аллен Курцвейл Страница 25

— С какой книгой?

Джессон усмехнулся:

— Это был первый вопрос, который задал мне Штюмпф. На обложке книги не имелось названия. Как не было его и в другой книге, которую я обнаружил внутри. И я всячески пытался убедить себя, что эта странная книга не так уж и важна, что в ней нет ничего особенного. И что вообще вся эта история, весь этот сон ничего не значат, ведь людям часто снятся сны, где они умирают от жажды, видят воду, но им никто ее не дает.

— Ну и что же Штюмпф? Удовлетворился этим объяснением?

— Как бы не так! Он расценил книгу в книге как показатель регрессии, за которым крылось инфантильное желание сохранить то или иное положение вещей навеки. А также как знак недоверия с моей стороны к книгам без названия.

— Но вы же сами говорили, что не любите все незавершенное и непонятное.

— Именно Штюмпф помог мне выявить эту черту и, фигурально выражаясь, вывел тем самым меня из пустыни.

— Последний вопрос. К чему понадобилось менять имя? Почему из Генри Форда Джессона-младшего вы превратились в Генри Джеймса Джессона-третьего?

— Отдавал тем самым особую дань писателю, которого рекомендовал мне все тот же Штюмпф. Считал, что Генри Джеймс своими произведениями укажет мне путь к преодолению летаргии, присущей некоторым молодым людям.

— И что же, получилось?

Джессон кивнул.

— На протяжении довольно долгого времени я был одержим одной лишь мечтой — соединиться узами брака со свободой и знаниями в духе Изабель Арчер. Мне казалось, то был единственный способ спастись от разлагающего душу влияния этого мира утильсырья. Меня так восхитил Джеймс, что я решил взять себе это второе имя.

Я с трудом удержался от упоминания о широко известных неумеренных сексуальных аппетитах этого писателя.

— И все же не совсем понимаю, что означает приставка «третий». Вы добавили эту цифру, сочтя, что она придаст имени элемент аристократичности?

— Да нет. Это, скорее, для размера. Так звучит поэтичнее.

— И как же оценил ваш герб Штюмпф?

— Положительно. Надо сказать, он опубликовал отчеты о наших встречах в одном из медицинских журналов: «Терапевтический эффект изобретения собственного фамильного герба». Он пришел к выводу, что моя «геральдическая автобиография» привела к классическому выявлению индивидуальности. Наверное, так оно и было. Я стал новым человеком с новым именем, защищенным собственным фамильным гербом. И многим из своих нынешних страстей и увлечений, в том числе занятию наукой и собиранию первых изданий, ну, к примеру, таких как «Хроники», я обязан прежде всего Штюмпфу.

Я удивился.

— А откуда вам известно, что «Хроники» — первое издание?

— Должно быть, тот человек с аукциона что-то говорил на эту тему. А почему вы спрашиваете? Разве это так уж важно?

— Он упоминал о последующих изданиях?

— Не припоминаю. Но даже если и упоминал, что с того?

— Неужели не понимаете?

— Простите, нет.

— Мне пора, — сказал я. — И не беспокойтесь. Не стану звонить до тех пор, пока не сделаю какого-нибудь потрясающего открытия.

Я начал поспешно собирать свои вещи.

Джессон спросил:

— А вы захватили с собой зонтик?

— Нет.

— Тогда надо позвонить Эндрю. Вы только посмотрите, что творится на улице.

Я выглянул во двор. По крытой аркаде сбегали струи дождя.

После недолгих переговоров с хозяином Эндрю снабдил меня изысканным английским зонтом с резной ручкой из грецкого ореха.

— Нет, я не могу его взять, — сказал я Джессону. — Он, наверное, очень дорогой.

В ответ он скроил смешную гримасу:

— Что ж, считайте, я вам его подарил.

— За какие такие заслуги?

— За то, что заставило вас вдруг сорваться с места и мчаться в дождь. За проявленное рвение.