Низкий голос любви - Жоан-Фредерик Эль Гедж Страница 25

– Когда жил этот Гесуальдо?

– Если я правильно помню, мадам, в конце XVI века. Увы, ослепленный страстью, он убил свою жену, но сочинил эту лучезарную музыку. Хотите послушать ее?

Священник протянул Клер наушники. Она слушает, взгляд ее затуманивается, и она сразу же их снимает.

– Это Станислав Дорати.

– Вы узнали? Когда поют умершие, их голос чудесен.

– Отец, расскажите нам о Люцифере.

Священник, вовсе не удивленный вопросом, отвечает ей со снисходительной улыбкой, приличествующей его сану.

– Люцифер не всегда носил такое имя. В Ветхом Завете Исайя, царь Вавилонский, вознамерился соперничать с Господом Богом. Господь ответил властителю: «Ты думаешь, что можешь вознестись в небеса, оказаться на равных с Всевышним». И Господь низверг Исайю в бездну. И спросил он Исайю: «Как упал ты с неба, о блистающий светоч, сын зари?» И ответил Исайя: «Я слишком любил свет». Исайя понял свой грех: желание привлечь свет к себе. Но он так любил свой грех, что взял имя Люцифера, падшего ангела небесного, предводителя демонов. Но знаете ли вы, что Люцифер – также первое название Венеры, утренней звезды, планеты любви? Любопытно, правда? Так вещи и существа меняют свои имена.

Священник умолк и улыбнулся тому, как восприняли его слова двое гостей. Он вновь надел наушники. Артур наклонился к уху Клер.

– Тебе надо было расспросить его насчет Воцифера.

– А такой есть – Воцифер?

– Да, он перед тобой. – И он приложил ко рту сложенные рупором ладони. – Я носитель голоса.

* * *

При подъезде к Парижу их встретил светящийся плакат: «Сбавьте скорость». Париж полон огней. Они мало разговаривают. Он довозит ее до дома, останавливается под деревьями ворот Ля Мюэт. Хриплым голосом она просит его отпустить ее. Но нет – Артур потерял голову. В эту минуту озабоченный эксгибиционист его опередил – вышел из-за дерева с руками в карманах и капюшоном, надвинутым на лицо, подошел вплотную к окну. Из гульфика торчал член, похожий на бледную редьку. Артур наклонился перед Клер и запер дверцу. Оголодавший по плоти нагнулся, за стеклом косо вырисовывается его голова, он смотрит прямо на Клер, ласкает себя у окна, спускает: стекло запачкано. Клер не поворачивает головы. Артур хочет взять ее за плечи, чтобы она отвернулась от этого зрелища. Она неподвижна, на губах – улыбка, как у статуи. Артур отказывается от своего намерения, заводит мотор. Три особы, не похожие ни на женщин, ни на мужчин, оборачиваются на них.

Они въезжают на площадь Виктуар. Он снижает скорость. Конная статуя Короля-Солнца возвышается прямо над бампером, его вставший на дыбы жеребец торжествует над трехглавым монстром. Их ослепляет свет фар, слышится фырканье мотора, мотоциклист задевает их, выкрикивая ругательства с поднятым кулаком. Артур въехал на площадь по встречной полосе. Клер невозмутима.

У ее подъезда какой-то мужчина ждет, прислонившись к двери. Она его знает, заговаривает с ним. Они обмениваются быстрыми репликами. Их разговор затягивается. Мужчина берет руку Клер, целует ее. Это долгий поцелуй. Мужчина уходит, махнув рукой Артуру, которого этот фамильярный жест выбивает из колеи. Уже поздно. Багаж Клер, устрицы и лилии – на нижней площадке лестницы. На табличке опять: «Сегодня лифт не работает». Она приглашает его к себе. Он идет за ней. Она вставляет ключ в замочную скважину. За дверью звонит телефон. Она выключает автоответчик, снимает трубку «Ах, это ты. На море. Нет, не одна. Он, наверное, так не думает». Клер прикрывает трубку, спрашивает Артура: «Как ты думаешь, тебе со мной повезло?»

Артур перешел в наступление.

– Кто об этом спрашивает? Один из твоих любовников?

Он ставит корзину на подоконник. Он снял туфли, его засыпанные тальком ноги оставляют белые отпечатки, следы привидения.

– Алло? Он спрашивает, не любовник ли ты мне. Нет, его зовут Артур. На самом деле он не злой. – Клер снова поворачивается к Артуру. – Тебя спрашивают, повезло ли мне с тобой.

– Не мне на это отвечать.

– Он уходит от ответа. Увы. Таковы мужчины, знаешь ли. Но во время поездки он держался хорошо. Вот я и пригласила его к себе. Я тебе обо всем расскажу. Целую. – Клер кладет трубку. – Это была моя мама. Она не смогла оставить Януса одного и взяла его к себе.

Они садятся напротив друг друга, по разные стороны корейского низкого столика. На блюде – две дюжины устриц. Клер опустилась на колени.

– Ну надо же! Сколько устриц! Хватит на всю голодающую Африку!

Он откинулся на подушку. Она возвышается над ним. Они разговаривают. До полуночи. Она решает, что они должны дать друг другу отдых.

– Уснем без сновидений. Держи.

Она протягивает ему на ладони продолговатую таблетку, читает у него на лице недоверие.

– Я припоминаю, как меня предостерегал один пациент, раввин: он говорил, что искусственный сон – это одна шестидесятая часть смерти. Что это такое?

– Ничего плохого. Давай, глотай.

И он глотает. Так и проходит первая ночь – без сновидений. Как они думают. Они спят одетые, прижавшись друг к другу, как чайные ложки в коробке, так что губы Артура уткнулись в затылок Клер. Они лежат лицом к окну, под дневной одеждой на них ничего нет: на ней брючки-капри и трикотажный свитерок, выдающий затвердевшие соски, на нем синяя футболка и шерстяные брюки, которые выдают еще более компрометирующие подробности. Всю ночь его член был до боли твердым. Его ладонь легла на ключицы спящей Клер, пальцы ласкали желтый платок у нее на шее. Он шепчет: «Я тебя обожаю, обожаю, обожаю, хоть этого слова и нельзя произносить».

Рано утром улица оживает, раздается шум транспорта. Прохладная нежная рука Клер ложится на щеку Артура.

– Ты украл мою ночь. Ты завоевал меня. О! Смотри!

Артур следует за взглядом Клер. Все лилии открылись – хор молчаливых ртов, белые губы открывают взору трепещущие гладкие горлышки.

– Они меня как будто защищают.

Вполголоса, на ухо, он рассказывает ей свой единственный за ночь сон.

Они были вдвоем в каком-то чулане или чемодане, набитом одеждой. В одежде по горло. Дверь – крышка, прибитая гвоздями. Через крышку он крикнул носильщику, вскинувшему чемодан на спину: «Это гроб?» Нет, – ответил носильщик, так вы переплывете воды, не рискуя утонуть.

– Разумно. В гробу уже нет никакого риска, – согласилась она.

Она показала ему поляроидный снимок его спящего, который сделала этой ночью. На плечи наброшен гранатовый шарф, лицо сфотографировано в красных тонах. С закрытыми глазами он похож на покойника.

– Я хочу кое-что спросить. Ты должен дать ответ, но не обязательно сразу же. Ты сказал мне, что со мной ты больше не тот, кто ты есть. Чтобы стать этим другим, что ты готов дать взамен?

Это испытание инициации, это канкальская пытка.