Вчерашняя вечность - Борис Хазанов Страница 25

За столом на лавке под образами сидел мужик, весь заросший неседеющим волосом, можно дать ему меньше пятьдесяти, можно и семьдесят. Студент поздоровался. Хозяин молча оглядел вошедшего, показал кивком на скамью. Гость выложил на стол банки с консервами и два круга блестящей, темнокрасной копченой колбасы. Стесняясь, положил рядом конверт.

Мужик заглянул в конверт, не вынимая, пересчитал деньги, ничего не сказал, сунул за пазуху. Разлил желтоватую водку по гранёным стаканам. Давай, сказал он, с новосельем. Тебя как звать-то.

Водка оказалась самогоном.

«Сальцом закусите», — сказала хозяйка.

Пёс стучал когтями, кашлял в сенях.

«Чего он там?» — спросил хозяин.

«Соскучил небось».

Пёс вошёл и уселся на вислом заду. Хозяин взял большой нож, рассек колбасу, отрезал ломтик. Кобель по имени Козёл вскочил, подобострастно подковылял, не сводя глаз с колбасы. Задрав морду и раскачиваясь на задних лапах, Козёл исполнил танец, следуя, как за магнитом, за ломтиком колбасы, который двумя пальцами держал хозяин.

«Хер тебе», — сказал мужик и положил ломтик себе в рот. Игра продолжалась, Козёл снова танцевал на задних лапах, поймал, наконец, колбасный ломтик и проглотил, не успев разжевать.

Напиток бросился в голову писателю, он беспомощно тыкал в тарелку алюминиевой вилкой. Волосатый мужик задумался, угрюмо посматривал на гостя.

«Та-ак, — сказал он медленно, — работать, значит, у нас будешь. А ты чего делать-то умеешь? Небось ни разу лопату в руки не брал».

«Огурчиком солёненьким…»

«Ты, мать, делом займись. Не встревай. У нас свой разговор. Ну чего, рассказывай. Как там жизнь-то?»

«Да никак», — сказал студент.

«Так уж и никак! Ты пей, пей. Здоровей будешь… Из самой Москвы, что ль, приехал? Кто победил-то?»

Студент не понял.

«Крепись, не поддавайся, — сказал хозяин, беря с тарелки пучок лука, — успеешь окосеть… Немец, говорю, в Москве али как?»

Писатель взглянул на свой стакан, взглянул на мужика.

Пёс переступил передними лапами, моргнул, скромно дал знать о себе.

«Пошёл вон… Всё одно. — Хозяин хрустел луком. — Под немцем-то, пожалуй, лучше. А?»

«Да ведь немцев давно уже нет».

«Куды ж они делись?»

«Мы победили».

«Это кто ж это — мы? Ты, что ль? — спросил мужик, прищурясь, и с шумом втянул воздух в волосатые ноздри. — Чтой-то не слыхать, чтоб победили… Васён, — сказал он, — хватит тебе шебаршиться, садись с нами. С ним рядом садись…»

«Чего ты его спаиваешь. Вот, сальцом закусите».

«Ладно, бабка, твоё дело помалкивать. Ты, парень, если что, не бойся. Никто тебя здесь не выдаст. Пока, а там поглядим. Как себя покажешь. Да гони ты его вон! — загремел он. — Суку этого».

Хозяйка поднялась, отворила дверь, и пёс удалился, заметно припадая на задние лапы.

«Зависит, говорю, как себя поведёшь. Небось там делов наделал… Твоя забота. Я тебя не пытаю. У нас тут закон тайга, медведь прокурор».

Затем последовало молчание, хозяин крутил перед собой стакан, выпил не торопясь, схватил новый пучок, нюхнул.

«По-нашему так. Что Гитлер, что Усатый, все одно… С Гитлером-то, пожалуй, лучше, а в общем, один хер. Пущай они там себе глотку перегрызут».

«Уже перегрызли».

«Кому?»

«Гитлеру, кому же».

«А Усатый где?»

Гость пожал плечами. «В Кремле».

«А говорят, Кремль сгорел. Французы спалили».

«Дядя, — сказал студент, — когда же это было!»

«Ну, значит, восстановили. М-да. Надо бы ему, — продолжал хозяин, — девку какую найти, дело молодое».

«Найдём», — сказала Васёна.

«Может, Клавку позвать? Давно не виделись».

«Я те дам Клавку».

«Да не мне, не мне!»

«Знаю я тебя. Я те дам Клавку».

«Ладно тебе… Ну, давай, что ли, ещё по одной. Мать! открой консерву, чего он там привёз… Тут до тебя тоже один жил. — Как ты, скрывался… Да ты не трухай, я же не спрашиваю, что ты там натворил. Ешь, пей. Никто на тебя не донесёт. Вот я и говорю, старик здесь жил, в сторожке. Всё молился… Николу видишь? — Он повернулся, показал пальцем. Студент обвел иконы осоловевшим взором. — Да не та, внизу. Учить вас надо… Он оставил. И тулуп евоный. А Богородицу с собой взял».

«Давно?»

«Чего давно?»

«Давно он здесь жил?» — спросил писатель.

«Эва. Тому уж лет сто».

«Как это, сто?»

«Ну, может, чуток меньше. Я его не застал. Люди рассказывали. Лет десять прожил, а потом ушёл».

«Куда?»

«А леший его знает. В тайгу ушёл. А знаешь, кто он был?»

Снова послышалось царапанье, хозяйка отворила, пес воздвигся на пороге.

«Ну, чего тебе?»

«Соскучил», — сказала Василиса.

Кобель вновь намекнул, что не прочь поучаствовать в трапезе.

«Ишь чего захотел».

Не отказался бы и от…

«Ишь ты какая сука, выпить ему захотелось. А вот сопливого моего не хочешь? Пошёл вон».

Пёс вскинул жёлтые брови, пожал плечами.

«Старый стал», — заметил хозяин.

Дверь осталась открытой, Козёл, выйдя из сеней, расставил лапы перед крыльцом и, опустив зад, похезал.

Голос хозяйки донёсся: «Вот я тебя!»

«Так кто же он был?» — спросил писатель.

«Старец? Святой. То-то и оно. Царь».

«Какой царь?»

«Государь император!» — вскричал народный человек.

Студент воззрился на него.

«Он самый, — сказал мужик убеждённо, — кто ж ещё. Помер, проводили как положено, ну, там музыка, лошади с энтими, — он потряс корявой ладонью над головой, — с метёлками. Николашка на трон взошёл. А он, родимый, ночью, когда все разошлись, возьми и встань с одра смерти. И утёк по подземному ходу. Слинял! Там и одёжа была для него приготовлена, вроде как крестьянин. В лаптях поканал. А заместо него верные люди другого в гроб подложили. Вот он тут и скрывался».

(А что, мелькнуло у писателя, может быть, в этом есть и резон — история вне хронологии. История без пресловутого «исторического подхода». Может быть, так и поймаешь за хвост её неуловимый, бессмысленный смысл. Над этим стоило бы поразмыслить, но размышлять было некогда).

Студент заметил, что о старце написал Толстой.

«Это который, Лев, что ль? Правильно, значит, написал».

Писатель сказал, что он однажды видел похороны настоящего царя.