Я была первой - Катрин Панколь Страница 25

Разглядеть наконец то, что мы сами от себя скры­ваем, скрываем, потому что нам страшно.

– Ты все еще боишься? – спрашиваешь ты, при­жимая меня к своему телу, своему античному телу.

Я знаю, настанет день, когда он снова постучит. Он просто ждет, позволяет мне насладиться завязкой нового романа, дает мне время с головой ринуться в любовь, чтобы тем вернее ударить с тыла. Я чувст­вую как он рыщет вокруг нас, как готовит почву для удара. Я уже ощущаю прикосновение его рук, похо­жих на щупальца, слышу как он дышит мне в заты­лок, как хихикает на излете каждой фразы.

Я гоню его прочь, гоню его призрак прочь.

Ты тоже знаешь, что он совсем близко. Ты осто­рожничаешь. Мы переходим на шепот, будто за­легли в засаде. Мы боимся, что он услышит как мы его обсуждаем, застанет нас на месте преступления и вопьется в самое горло.

– Я знаю кто твой враг… – Шепотом произно­сишь ты.

Я поворачиваюсь к тебе с надеждой во взгляде. «Ну же, – мысленно умоляю я, – сними с него маску, перережь ему горло. Принеси мне его голову на под­носе. Поддержи меня в моей неравной борьбе, не дай проиграть и на этот раз.»

– Просто ты мечтаешь встретить идеального мужчину…

– …

– Поэтому тебе так страшно. Ты боишься, что я окажусь не на высоте. А я не могу быть воплощени­ем уверенности, играть роль, которую каждая жен­щина навязывает своему мужчине: роль самоуве­ренного самца. Я хочу иметь право на слабость, хочу, чтобы ты была готова принять меня слабым.

Слабым, мужчину? Я презрительно морщусь. Мужчина должен быть сильным, мощным, уверен­ным в себе. Здоровенным несокрушимым красав­цем, к которому так и хочется прислониться. Ты – Тарзан, а я маленькая Джейн, которую ты бережно носишь на руках. Это неправда. Я не Джейн. Я сама могу быть несокрушимым гигантом. Мне самой не нравятся Тарзаны, которые распиливают вас на ку­сочки и посылают принести пива из холодильника… Значит… Что же мне делать? В моей голове царит полная неразбериха.

– Ты должна отказаться от мечты увидеть во мне живой идеал…

– А что ты понимаешь под живым идеалом?

– Это человек, который будет говорить тебе имен­но то, что ты хочешь услышать, близкий и ненавяз­чивый, сильный и нежный, смешной и серьезный, который всегда прибегает по первому слову, короче, Прекрасный принц.

– Прекрасных принцев не бывает…

– Ты признаешь это только в теории, на практи­ке ты все равно его ждешь… И никуда от этого не деться. Я еще никогда не встречал женщину, кото­рая втайне от всех не ждала бы Прекрасного прин­ца… Поэтому вы всегда чувствуете себя обмануты­ми. Это неизбежно. Вы ждете от своего мужчины полного совершенства.

– Ты хочешь сказать, что мужчины выше всех этих предрассудков.

– Нет. Мы тоже ждем свою Прекрасную прин­цессу, только в отличие от вас, умеем это скрывать!

Мадагаскар. Этот остров как нельзя лучше подхо­дит для моей матери. Когда-то здесь разбойничали пираты, кишмя кишели виселицы, процветали ра­боторговля и подпольные сделки с рисом и быками. Идеальное место жительства для такой недотроги как она.

Мать уехала туда, прихватив с собой старые де­вичьи мечты. Гадалка предсказала ей, что там она наконец повстречает мужчину своей жизни.

– Когда вы увидите его, у вас дыхание перехватит, – прошептала ясновидящая, вглядываясь в карты при свете трех белых свечей. – Он будет высокий, красивый, богатый, добрый, сильный… и к тому же – американец. Он станет любовью всей вашей жизни. Он сделает вас счастливой.

Мать была заинтригована:

– А что американцу делать на Мадагаскаре? – спросила она. – Может быть, я встречу его в каком-нибудь более цивилизованном месте? Ну, скажем, в Нью-Йорке, в Вашингтоне или там в Бостоне… Ма­дагаскар – это так далеко, там полно акул, плюю­щихся кобр и муравьиных львов, а еще там бушуют циклоны и случаются извержения вулканов.

– Ошибаетесь, – в порыве озарения возразила ясновидящая, – там не бывает ни хищников, ни ядовитых змей… Случаются разве что муссоны, да и то только в сезон дождей при межтропическом столкновении пассатов с воздушными массами над Индийским океаном.

Пораженная метеорологическими познаниями предсказательницы, мать отбыла на Мадагаскар, за­хватив с собой моего младшего братика. Она нашла себе место в одной из частных школ Тананарива. Троих старших детей мать решила оставить во Франции. Мне исполнилось восемнадцать, пора бы­ло становиться на ноги. «Ты совершеннолетняя, с дипломом, – заявила мать, – я свой долг выполнила, так что теперь – каждый за себя». «Я уверена, что ты не пропадешь, – добавила она, – будешь зарабаты­вать себе на жизнь, учиться на собственных ошиб­ках, только так и можно чего-то добиться.»

Что касается нашего отца, то он опять пустился в путь: отправился на восток, намереваясь вернуться к своим истокам. Впрочем, зашел он недалеко. Судьба занесла его в Страсбург, где он благополучно женился и обзавелся многочисленным потомством. «Но ты по-прежнему моя любимая доченька, – писал он мне, – ты мой луч света, мое солнышко, моя неземная красави­ца. Посылаю тебе тысячи поцелуев и люблю больше всех на свете. Не забывай об этом.» Жаль только, что в порыве нежности он позабыл дать мне свой адрес.

Я тосковала по братику. Писал он редко, звонить было дорого. Я отправляла ему длиннющие письма, а в ответ получала от него раз в месяц лаконичные послания на плюре, весьма ироничные и не требую­щие чрезмерной оплаты. «Янки на горизонте пока не видно. Зато полно маниоковых полей – хорошо курится. Учусь, зачеркиваю дни в календаре. Жру бананы с рисом. Собираю слюду. Целую из послед­них сил.» Иногда в его словах проскальзывала глу­бокая тоска. «Дом такой маленький, что нам прихо­дится спать в одной кровати. Сетки от комаров у нас нет. Она убивает их вручную, чтобы не выпили из меня всю кровь. Утром, грозно глядя на меня, объяв­ляет, что не спала всю ночь. Потом весь день зевает и яростно трет виски. Пришли мне море белого тю­ля. Можешь пожертвовать подвенечным платьем – буду тебе благодарен по гроб жизни.»

Я писала ему такие вещи, которые никогда не ос­мелилась бы произнести вслух, и, чтобы немного его развлечь, рассказывала самые невероятные ис­тории из своей парижской жизни.

«Братик мой, мой любимый далекий братик.

Мне тебя не хватает, не хватает, не хватает.

Что еще сказать?

Мне тебя не хватает.

– И это все? – спросишь ты, презрительно выпятив губу и подняв брови на манер вешалки. – Нет чтобы написать что-нибудь поинтереснее… Ты прав, тысячу раз прав. И все же, не суди меня слишком строго.

Что у меня? Да так. Живу потихоньку. Недавно по­встречала арабского принца. Он назначил меня при­вратницей в своем дворце. Я должна заниматься цве­тами в отсутствие хозяина: поливать их, беседовать с ними, читать им Саки для забавы и Пруста на ночь. Не веришь? А у меня неплохо получается, они цветут со страшной силой. Еще мне поручено трижды в день гладить его ангорскую кошку, причесывать ее против шерстки и подпиливать ей коготки специальной пи­лочкой, выписанной из Нью-Йорка. Зато мне дозво­ляется спать в центральной зале гарема. Там стоит круглая кровать, а по бокам – множество альковов, где некогда возлежали терпеливые жены, каждая из которых надеялась, что царственный супруг возжела­ет именно ее. Комната настолько велика, что я не га­шу свет на ночь. Раз в неделю я являюсь в дворцовый хамам, где двое могучих беззаботных рабов черной мочалкой втирают в мою кожу липкое мыло и масси­руют меня до тех пор, пока я не засну, а потом отно­сят на кровать, вокруг которой клубятся ароматичес­кие свечи, и каждая из них величиной с дорическую колонну. Я украшаю вышивкой его тапочки и чехлы для кинжалов. За каждый чехол мне платят отдельно. Я подолгу сижу в его огромных шкафах и жадно вды­хаю запах лошадей, исходящий от его одежды. Он разводит их в своих владениях. Я их различаю и всем успела придумать имена. Самого красивого жеребца я приберегла для тебя, так что теперь мы вместе ката­емся по раскаленному песку. Вчера ты как раз выиг­рал бега и в качестве приза получил сто нефтяных скважин. Обещал со мной поделиться…»