Южная Африка. Прогулки на краю света - Генри Воллам Мортон Страница 25

Не спит, не спит неуемный дух,

Повсюду успеть спеша.

При жизни он был заодно со страной,

И с нею осталась душа.

По словам сэра Герберта Бейкера, храм сей возведен на площадке, где сам Родс любил сиживать на скамейке и любоваться «своим любимейшим пейзажем». А мне как-то не верится, чтобы расстилавшаяся внизу долина была «любимейшим пейзажем» Родса. Наверняка его «волевое, задумчивое лицо» обращено на далекий север, туда, где скрывалась страна, названная его именем, та, которую он действительно любил больше всего на свете.

О Сесиле Родсе уже написано множество книг, а в будущем к ним, несомненно, прибавятся новые. И надеюсь, они помогут отделить катастрофическую неудачу Родса — так называемый рейд Джеймсона — от великих достижений этого человека. Мне больно, что одна прискорбная ошибка заслоняет все предыдущие заслуги Сесила Родса. Напомню, что родился он в Бишопс-Стортфорде (Англия) в большой и дружной семье приходского священника. В юности у Родса обнаружили чахотку, и для поправки здоровья он уехал в Южную Африку, где у его брата была небольшая ферма. Благодаря своей кипучей энергии и проницательному уму Родс стал миллионером и все свое значительное состояние употребил на реализацию заветной мечты о Pax Britannica.

Современная литература рисует нам противоречивый портрет этого человека — сильная и яркая личность, одновременно реалист и мечтатель, жесткий делец и щедрый благодетель, искушенный политик и вечно юный энтузиаст, поэтический фантазер и прожженный циник (утверждавший, что «всякий человек имеет свою цену»). Не удивляйтесь: все это действительно присутствовало в Родсе, да вдобавок еще сочеталось с непостоянством характера и причудами, которые со времен Наполеона считаются неотъемлемой частью сильных натур, самодеятельных Цезарей. Подобно своему великому предшественнику Родс имел верный глаз на помощников и с первого взгляда умел распознать гения в толпе бездарей. Он находил какого-нибудь безвестного молодого человека и говорил ему: «Делай так-то». И все складывалось блестяще, и молодой человек становился знаменитостью. Именно такая легенда культивируется на страницах биографической прозы. Слов нет, великим покойникам принято петь дифирамбы. Но я бы с большим интересом почитал о жизненных неудачах Родса, о тех людях, которые его обманули или разочаровали, о тех гадких утятах, которые на поверку не стали даже гусями.

Я не знаю человека, который бы за столь недолгую жизнь (напомню, что Сесил Родс прожил всего сорок девять лет) сделал больше для реализации Великой Имперской Идеи. Эта идея была религией и смыслом жизни Родса. Мало найдется людей, которые бы так беззаветно и бескорыстно служили своей мечте. И еще одно замечание: мне кажется вполне закономерным, что человек, чьими усилиями появилось столько выпускников университета, сам так и остался недоучившимся студентом.

11

На обеде присутствовали: профессор А, профессор Б, доктор и еще некто, чье имя я то ли не расслышал, то ли не запомнил. Мы все сидели в клубе и вели беседу о Кейптауне.

— Кстати, а много ли существует названий, где бы присутствовало слово «Кап»? — спросил я. — Сколько вы можете вспомнить?

— Ну прежде всего, конечно, «Капский доктор», — сразу же откликнулся профессор Б.

— И «кап-карт», капская повозка, — добавил доктор.

— Ага, а также «капский крыжовник» или физалис, — внес я свою лепту.

— А про «кап-датч», капский голландский язык, вы забыли? — вмешался незнакомец.

— Да-да, и еще «кап-пиджин», он же капский голубок, — припомнил профессор А.

— А как насчет гардении садовой или капского жасмина? — не сдавался профессор Б.

— И капской курочки, как у нас здесь называют альбатроса, — напомнил доктор.

— Ну, тогда уж надо вспомнить и капских цветных, — пожал плечами я.

В разговоре возникла долгая пауза.

— Капский купец! — воскликнул наконец незнакомец с торжествующим видом.

— Капские облака, — спокойно парировал доктор.

— Точно, — поддержал его профессор Б, — их еще называли Магеллановыми облаками.

Мы посидели еще немного и разошлись по домам. Уже в дверях профессор А (который последние полчаса пребывал в странной задумчивости) вдруг остановился и провозгласил с победным блеском в глазах:

— Капский морок!

После чего, не оглядываясь, удалился.

— Он прав, — сказал доктор. — Это такой мираж на море.

В моей памяти осталось воспоминание о вечере, который я провел в кейптаунских трущобах под названием «дистрикт номер шесть». Справедливости ради следует сообщить, что был я там не один, а в компании вооруженного сержанта полиции. В тот вечер в районе царило относительное спокойствие. А все потому, что накануне шайка местных головорезов, обкурившись конопли, вырвалась на улицы и наделала много шума со своими бритвами и велосипедными цепями. Туда незамедлительно послали полицейских, последовала целая серия арестов. Так что на следующий день и буянить-то было некому. Каковы мои впечатления от посещения «дистрикта»? Ну, что сказать… Я увидел то же самое, что ранее наблюдал в различных иностранных трущобах. Та же смесь хорошего и дурного, чистого и испорченного — как везде в мире. Никаких особых признаков порока или деградации я не заметил. Если уж говорить о потрясениях, то самым большим шоком для меня оказалось возвращение обратно. Только что я находился посреди грязи и беспорядка и вот вновь стою на фешенебельной улице Кейптауна.

На следующий день я вновь вернулся в тот же район, чтобы присутствовать на малайской свадьбе. Это было прелестнейшее представление! Несколько часов я в числе прочих гостей провел за праздничным столом, уставленным цветами и засахаренными фруктами. На возвышении (чтобы всем было видно) восседали виновники торжества — серьезный жених и очаровательная маленькая невеста в окружении целого выводка подружек. Новобрачные весь вечер улыбались и, вежливо кланяясь, принимали поздравления мусульманской родни.