Безголовые - Жан Грегор Страница 25

Конечно, цена такой операции была необычайно высокой, но когда выяснилось, что вероятность положительного исхода оценивается довольно высоко, Моранже, чувствовавший себя — больше, чем кто другой, — ответственным за тело сына, решительно выложил все свои сбережения, которые с огромным трудом накапливал всю свою жизнь, и, без сомнения, представить себе не мог, на какие цели они пойдут.

26

В качестве модели для протеза послужила фотография Конса в купальном костюме. Тело, лежавшее на столе и напоминавшее труп, подготовленный для судебно-медицинской экспертизы, было «собрано» за десять дней. Оно состояло из туловища и четырех конечностей, нижних и верхних, которые крепились на шарнирах. В туловище можно было заглянуть, как под капот автомобиля: оно открывалось сбоку, поэтому сначала надо было его положить, а затем установить в вертикальном положении специальный металлический стержень, который позволял копаться в теле, не придерживая створку. Внутренности во многих отношениях напоминали механизм компьютера: тонкие металлические пластинки, к которым были припаяны десятки транзисторов, модульных схем, проводков и на месте половых органов — генератор. Это был единственный в своем роде протез, так как питание его осуществлялось за счет солнечной энергии. Однако чтобы все четыре конечности действовали одновременно, ее требовалось немало. Поэтому на спине протеза крепилась пластина сорок на тридцать сантиметров для поглощения солнечной энергии. Конс не хотел, чтобы однажды из-за каких-то батареек ему сперва пришлось двигаться все медленнее, а потом и вовсе остановиться. Мысль о том, что он был бы вынужден время от времени подзаряжаться от сети, ему не нравилась вовсе… У основания каждой конечности была встроена электронная схема, соединявшая ее с туловищем так же, как головные протезы с шеями. Разумеется, Конса предупредили, что он сможет совершать только простейшие движения. Он сможет ходить, но вот, как в гимнастике, описывать ногами круги ему вряд ли удастся.

Хорошо закрытый, протез напоминал манекен. Наружная часть обошлась дешевле внутренней. Протез обтянули светло-каштановым латексом, одинакового оттенка по всему телу, чего в жизни никогда не бывает. Оттенок этот напоминал легкий загар, к которому стремятся многие, отправляясь летом на пляж. В процессе работы над протезом постепенно исправлялись недостатки. Сильнее подчеркнули некоторые мускулы, убрали некоторые непристойные кости, хотя сказать, что делалось это с намерением создать совершенное тело, было бы неправильно. Оно получилось красивым, но без особых претензий. И так же, как и у мужских манекенов, в одежде с бирками выставленных в витринах магазинов, у Конса на месте гениталий находилось не их буквальное воспроизведение, а что-то вроде небольшой выпуклости, которая под плавками должна была создавать видимость наличия полового члена. Кроме того, протезист не стал делать анальное отверстие, а привинтил маленький болтик, на случай, если понадобится прицепить какие-нибудь приспособления, что, впрочем, было не к спеху.

Словно тест-пилот гоночного автомобиля, работающий, чтобы подсказать механикам необходимые доработки в машине, Конс провел много часов с протезистом, участвуя в испытаниях протеза, высказывая мнение по той или иной его части, по той или иной функции своего будущего тела. Поэтому он не был удивлен в тот день, когда, помещенный на протез, сделал свои первые шаги: раньше он несколько раз падал, когда у механизма наступала перегрузка и протез становился неуправляемым, а некоторые его части выходили из строя. Конс не был удивлен, но чувствовал себя счастливым. Движения его оставались прерывистыми, походкой своей он донельзя напоминал робота, но вид лица, такого человеческого, улыбающегося и при этом даже несколько взволнованного, смягчал резкость движений.

Консу фактически пришлось заново учиться ходить. Первое время ему требовалось пять минут, чтобы пройти десять метров — и то только благодаря предельной концентрации. Конса часто спрашивали, чувствует ли он свое тело, поскольку ведь он им управляет; и он отвечал утвердительно.

— Такое ощущение, словно у меня на шее висят большие тяжелые гири и мне нужно силою мысли согласовывать их движения…

Однажды Конс натолкнулся на одного из родительских соседей, от которого Этель скрыла правду о сыне. Человек протянул руку Консу, но прошло несколько секунд, прежде чем у того получилось запустить процесс рукопожатия, и в течение этих нескольких секунд сосед Этель задавал себе вполне законные вопросы о состоянии Конса. Внезапно локоть Конса распрямился и его раскрытая ладонь (стоит сказать, что пальцы Конса не были особенно подвижными, а сгибал он только большой) встретилась с уже давно протянутой рукой. Последовавшее за этим рукопожатие было, наверное, самым загадочным в жизни соседа Этель, который знал Конса еще совсем маленьким мальчиком.

— Как дела? Все в порядке? — спросил он, подозревая, что его вопрос может показаться смешным.

— Да, все в порядке, — ответил молодой человек, чья неподвижность говорила скорее об обратном, о том, что с ним далеко не все хорошо.

Мужчина еще долго смотрел вслед Консу, пытаясь понять, зачем тот нацепил себе на спину какую — то солнечную батарею.

Несмотря на эти неприятные встречи, весьма, впрочем, незначительные и, в конечном счете, гораздо менее тяжелые для Конса, чем в то время, когда он был всего лишь головой, несмотря на несколько падений, не имевших серьезных последствий, прогресс был налицо. Разуму удалось подчинить себе машину, а постоянные тренировки делали движения молодого человека все более и более мягкими и слаженными. У Конса стало получаться управлять своим телом с удивительной ловкостью. А некоторые движения, как, например, рукопожатие, он научился осуществлять с поразительной естественностью. Конечно, избегать перебоев в работе механизма оказалось сложнее, но Конс научился легонько встряхивать ногой — так, чтобы отдавалось в туловище, — и благодаря этому приему ему частенько удавалось избежать «зависаний».

Иногда за столом никто и не замечал разницы между Консом и остальными людьми, если не считать того, что молодой человек почти ничего не ел и не пил, ограничиваясь ложечкой одного блюда, ложечкой другого и буквально несколькими каплями воды.

Уже через два месяца Конс проходил свои контрольные десять метров быстрее чем за минуту. Ему даже почти не требовалась помощь, чтобы спускаться по лестнице.

Он жил теперь с Беби Джен. И каждый вечер именно она открывала маленький ящичек, расположенный на месте солнечного сплетения, и очищала его от продуктов жизнедеятельности головы-Конса. Именно Беби Джен мыла молодого человека, то есть брала ватку и, смочив ее в спиртовом растворе, протирала запылившийся за день латекс протеза.

Быть может, тому было причиной новое телосложение, как-никак от Конса осталась одна голова, но у него появилось отчетливое ощущение того, что он стал больше мечтать и видеть больше снов. По ночам он видел теперь самые разнообразные, правдоподобные, невероятно красочные сны, а днем, по крайней мере в первое время, он словно грезил наяву, много времени проводя без движения. Порой ему чудилось, будто он в палящий зной бредет по пустыне, имея при себе только фляжку с водой. Или проще: он отправляется путешествовать налегке, без всякого багажа. Как же все-таки удобно не зависеть от желудка, спать где угодно — хоть на скамейке, не боясь ни холода, ни нападений. Но чаще всего Консу рисовался такой сюжет: как настоящий герой, он идет прямо на вооруженного человека, тот угрожает ему, но он, не ведая страха, легко справляется со своим противником.