Сальто - мортале - Виктория Токарева Страница 25

– Иметь все нужно только для того, чтобы плюнуть на это «все» и выйти на новый виток.

– А что на новом витке? Как там живут?

– Как ты…

– То есть…

– Любовь. В широком смысле слова: все отдавать ближнему и ничего не просить взамен. Такие люди редкость. Но они всегда были. И есть.

– Предположим, что я на новом витке человеческого сознания. Но мне-то от этого что? Какая польза?

– Ты долго будешь жить. Таких, как ты, природа долго держит на земле.

Я закрыл глаза. Во мне с каждой минутой нарастала какая-то общая разряженность, будто меня с большой глубины поднимали на поверхность.

– Кто знает, – тихо сказал я. – Если меня проверить по машине, может, я по призванию пират в далеких морях. Может, моя стихия – отбирать. А не отдают – убивать.

– Но ведь и пирата могут убить.

– Могут. Но когда он живет – он живет.

– Неизвестно, о чем думает пират, когда он остается один.

Гарик подошел к телефону и набрал номер.

– Скажи моей жене, что я у тебя, – торопливо зашептал он и протянул мне трубку. Для того, чтобы ее взять, я должен был подняться с кресла.

– Я не могу встать, – сказал я.

Гарик не стал спрашивать: «Почему?» Он поднес телефон, насколько хватило шнура, и поставил его возле меня на пол.

– Гарик у меня, – сказал я, не поздоровавшись.

– Скажи, что я скоро вернусь, – прошептал Гарик.

– Он скоро вернется, – повторил я.

Жена Гарика прислушивалась, как бы определяя процент правды в моем голосе.

Гарик взял у меня трубку и повторил жене все то же самое. Привычка врать и выкручиваться превратилась у него в безусловный рефлекс. Так же как у меня – ждать. И когда Гарик говорил правду, то вроде тоже врал. Он положил трубку и вздохнул с облегчением, будто удачно проскочил сквозь опасность.

– Ну ладно, я пойду, – задумчиво предположил он и действительно ушел.

Я с трудом добрался до постели и лег прямо в пальто. Боль во мне росла, набирала силу и грозила сделаться непереносимой.

Я стал искать позу, чтобы приспособиться к боли. Потом лег на пол и принялся кататься.

Сколько прошло времени, я не помню. Но вдруг в какую-то минуту мне стало все все равно. Я понял, что умираю. Но и это мне тоже было все равно.

Человек не может смириться с мыслью о смерти, и поэтому мудрая природа опускает на него безразличие. Как самозащиту.

В литературе я читал, что перед смертью человек мысленным взором обегает свою жизнь. Я ее позабыл. Мне казалось, будто я плыву в океане на узком деревянном плоту. Мой плот чуть покачивается на волнах. Его все дальше относит от берега.

Я открыл глаза и увидел посреди комнаты Киру. Я не удивился, как она здесь возникла. Мне было все равно. Но я не хотел, чтобы она видела, как я умираю. Собаки, кстати, тоже предпочитают делать это без свидетелей.

Я усилием воли сосредоточил в себе память. Я как бы привстал с плота. Спросил:

– Как ты вошла?

– Не заперто было, – ответила Кира. – А ты почему на полу?

– Умираю, – сказал я отчужденно, будто речь шла о ком-то постороннем.

– А я замуж выхожу, – сообщила Кира и села возле меня на пол. – Ты рад?

– Да.

– Или нет?

Я устал неимоверно, мне хотелось снова опуститься на свой плот. Но я сосредоточился и сказал:

– Я рад за тебя. Ты молодец.

– Это ты молодец. Ты возвел меня в ранг королевы, и я сама стала иначе к себе относиться. А ведь другие относятся к человеку так, как он сам к себе относится. Правда?

Я закрыл глаза, и мой плот стал съезжать с волны, как с горы. Он все съезжал и съезжал… Но что-то держало меня, будто за волосы. Вопрос Киры. Она что-то спрашивала, и я не мог выпасть из времени, пока не отвечу на ее вопрос.

– Поэтому я и не работаю, – проговорила Кира откуда-то издалека. – Королевы ведь не работают?

– Не работают, – повторил я последние услышанные слова.

– Или что-то делают? – усомнилась Кира.

– Что-то делают, – повторил я.

Кира могла разозлиться и сказать, что разговаривает сама с собой, но мне было все равно.

– Что с тобой? – заметила Кира.

– Умираю…

– Да брось ты…

– Налей мне в ванну горячую воду, – попросил я, чтобы отослать ее от себя.

Она побежала в ванную и запела. Я слышал плеск воды и ее голос.

Потом она вошла и спросила:

– Тебе как лучше, чтобы я ушла или осталась?

Мне хотелось, чтобы она ушла, но сказать это было невежливо.

– Как хочешь…

– Тогда я пойду.

Кира хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице. Я лежал и какое-то время слышал ее шаги. Слабая тень сожаления качнулась во мне, оттягивая меня от равнодушия.

Я закрыл глаза. Меня снова потянуло в глубину океана, но я снова не мог в него погрузиться. Мне опять что-то мешало. Телефон. Он звонил беспрестанно, как будто испортился контакт.

Я протянул руку, нащупал телефон и взял трубку. Я поднес ее к уху и услышал голос Тамары. Мы жили в одном подъезде, и Тамарин голос звучал так громко, как будто она стояла здесь же и кричала мне в ухо. Она кричала, чтобы я повез ее завтра по всем фирменным магазинам: «Ванда», «Власта», «Лейпциг» и «Ядран».

Соленая волна накрыла меня с головой. Я выплюнул воду и сказал:

– Но ведь «Лейпциг» и «Власта» через дорогу.

– Ага… – заорала Тамара, будто я подкинул сухой хворост в ее костер. – «Ванда» – в центре. А «Ядран» – на выезде из Москвы. На полпути к Ленинграду.

Тамара молчала. Ждала. Я должен был ей что-то ответить.

– Ладно, – ответил я. – Если не умру…

Я положил трубку. Отдыхал. Боль куда-то ушла. Я ощущал ее как воспоминание о боли.

Может быть, цианистый калий в сочетании с яблочным джемом дает какое-то нейтральное соединение. А скорее всего Гарика просто надули. Система «я – тебе, ты – мне» оказалась ненадежной.

Я закрыл глаза и поплыл в обыкновенный сон. Меня по-прежнему чуть покачивало на волнах, но мой плот шел к берегу.

Я уже знал, что не умру. Иначе кто же повезет Тамару по магазинам…