Ананасная вода для прекрасной дамы - Виктор Пелевин Страница 25

— Семен… Ты что, серьезно мог так подумать? Да ты у меня последний из друзей детства. За кого же ты нас принимаешь, если думаешь, что я могу тебя…

И он сделалал характерный жест — наклонил голову и щелкнул углом рта, произведя звук, похожий на «кх-х-х…».

— А что ты со мной сделаешь?

— Я отдам тебе два миллиона долларов, — сказал он обиженно. — Как договорились. Я друзей не кидаю никогда.

И он протянул мне алюминиевый кейс. Сперва я даже не решился взять его в руку.

— Ты что, не веришь? — спросил он. — Открой.

Я взял кейс, положил его на стул и открыл.

Он был полон зеленых пачек, запаянных в пластиковые брикеты. Поверх них лежал мой паспорт — в засаленной обложке из фальшивой крокодиловой кожи, которую я купил много лет назад в Хургаде. В паспорт были вложены рубли — несколько тысячных банкнот. Еще к нему скрепкой были прикреплены ключи от моей московской квартиры. Трогательное внимание к мелочам.

— Владик, — спросил я, не веря своему счастью, — ты это серьезно?

Шмыга поглядел на часы.

— У тебя пять минут, чтобы переодеться. Потом выходи через проходную и двигай через лес прямо к платформе. Переночуешь на лавке, а утром сядешь на первую электричку до Москвы.

— А ты?

— Я уеду по другому маршруту, — улыбнулся он. — За меня не переживай. Удачи в новой жизни, Семен. И помни, что подписка действует вечно.

— Я… Да клянусь здоровьем мамы…

Он перебил меня нетерпеливым жестом, словно запрещая тревожить память покойницы всуе.

— Поспеши. Исламские террористы нас ждать не будут.

Спрятав пистолет под свою спортивную курточку, он вышел в коридор. Когда я переоделся и выскочил следом, его там уже не было. В темноте за окном затрещал отъезжающий мотоцикл. Только тогда я окончательно поверил, что Шмыга не шутит.

Через три минуты я был уже возле проходной — крохотного домика у запертых железных ворот в заборе. За простреленным стеклом КПП сидел мертвый часовой в таком же дешевом спортивном костюме, какой был на Шмыге. Кивнув ему зачем-то, я протиснулся между стенкой и металлическим турникетом, толкнул дверь и оказался на свободе. Она встретила меня свежим ночным ветром и таинственным треском насекомых.

Я пошел к темной стене деревьев — туда, где от дороги отходила ведущая к железнодорожной платформе тропинка. В моей голове мелькнула шкодливая мысль, что темная молитва из стиха Сологуба — «спаси, помилуй, я тону» — оказалась самой действенной, и дьявол таки бросил меня в свою полуистлевшую ладью, добавив к серому парусу вполне голливудский чемоданчик с долларами. Я глубоко вдохнул ночной ветер и засмеялся.

И тут же заметил припаркованные у кромки леса машины. В них не горело ни одного огонька, поэтому издалека они были совершенно невидимы.

А затем раздался тихий, но очень убедительный голос:

— Иди сюда…

Когда, не чувствуя ног, я подошел, зажегся голубоватый фонарь. Я увидел три одинаковых джипа и нескольких бородачей, одетых так, словно они собрались в ночной клуб. У ближайшего на плече висел толстый тубус, в котором по характерному утолщению под прицельной планкой я узнал реактивный огнемет «Глагол М-1» — совсем недавно такие показывали по телевизору. Потом я увидел еще несколько таких же тубусов, лежащих в траве у джипа.

Сильные уверенные руки освободили меня от чемоданчика. Его положили на капот машины, открыли и тщательно осмотрели содержимое. Потом бородач с огнеметом на плече поднес мобильный к уху и произнес:

— Воздух подтверждаю. Что? Хорошо, сейчас…

Он кивнул одному из своих спутников. Тот поднял ствол автомата и дал короткую очередь в небо.

— С курьером все, — сказал бородач. — Теперь начинаем.

Сложив телефон, он потрепал меня по щеке и прошептал:

— Не бойся, мальчик. Мы нашли тебе других папу и маму. Но твоему командиру знать про это ни к чему.

Повернувшись к своим людям, он указал на машину. Те же грубые и сильные руки связали мне кисти за спиной, заклеили рот квадратом скотча и замотали глаза темной тряпкой, воняющей бензином.

Перед тем, как запихнуть меня в багажник, мне шлепнули в шею мокрым холодом из пневматического шприца, и я сразу оцепенел, как муха, в которую паук впрыснул свое жидкое «я».

Я слышал происходящее рядом — близкую пальбу и взрывы, потом шум мотора, голоса — но временные интервалы потеряли всякий смысл, и я не мог сказать, как долго длятся эти события и даже в какой последовательности происходят.

Меня несколько раз перегружали из одной машины в другую. Временами я слышал кавказскую и русскую речь. Потом я долго лежал на полу в транспортном самолете, и вокруг говорили уже по-английски.

Когда с моих глаз наконец сняли тряпку, а со рта отлепили скотч, на все дальнейшие вопросы мне пришлось отвечать уже на этом языке.

15

Мне осталось сказать совсем немного.

Я до сих пор не знаю, действительно ли Шмыга хотел, чтобы меня убили кавказские бандиты, которым он так элегантно передал гонорар за зачистку объекта, — или он знал, что меня, в лучших традициях «Большой игры», выкупит у них МИ-6. Думаю, второе вероятнее, потому что Шмыге нет смысла ссориться с западными спецслужбами. Ведь сколько бы денег ни принесла ему комната Гагтунгра после приватизации, прятать их все равно где-то надо.

Заодно он мог использовать меня в качестве рекламного буклета, сообщающего потенциальным партнерам, что размещать заказы теперь надо через него. И даже серьезным предательством это не назовешь — после того, как Буш домотал второй срок, ценности для ведомства Шмыги во мне никакой.

Зато, как выяснилось, кое-кому я еще интересен.

Скажу честно, я не знаю точно, на кого я сейчас работаю. Со мной постоянно находятся два американца — отличные ребята, с которыми мы вместе ходим на пляж. Кому они подчиняются, я не спрашиваю — но думаю, что это ЦРУ.

Территориально мы сидим в Израиловке, на маленькой базе у берега Мертвого моря, что очень удобно — мы можем наливать свежую воду в мою депривационную ванну хоть каждый день. Но, как я подозреваю, мы находимся здесь по другой причине. Американцы наверняка думают, что из святой земли божье слово будет звучать аутентичнее — есть у них этот голливудский пунктик насчет этнографической достоверности. Подробностей я не знаю и знать не хочу. Но я догадываюсь, для чего меня берегут.

Нет, вовсе не для того, чтобы вторгаться в тихий шепот Гагтунгра, льющийся из красного гранитного трона где-то в кремлевских лабиринтах. Не сомневаюсь, что канал связи у Шмыги под строгим контролем. Американцам Гранитную комнату уже не вернуть, хотя Шмыга вполне может уступить им часть эфирного времени на тех же условиях, на которых работает с другими заказчиками. Вот только договориться акулы смогут и без меня. Я нужен совсем для другого.