Любовь, пираты и... - Эдуард Тополь Страница 25

– А я нэ сумлеваюсь, шо Казин нас сомалийцам продав!

С первого дня своего плавания на «Антее» боцман невзлюбил капитана и никогда не называл его ни по имени-отчеству, ни капитаном, ни «Ефимычем», как это чаще всего принято на всех кораблях.

– Як це продал? – то ли удивился Тумба, то ли подыграл боцману.

Остальные моряки невольно прислушались. В каюте было по-прежнему чудовищно тесно, полуголые моряки, отупев от жары и безделья, валялись на полу, разгадывая кроссворды или читая затрепанные детективы и периодически возмущаясь: «Ну, хренотень полная!»

– А так, – ответил Тумбе боцман. – Вин жэ знав, шо воны нас погонят наверх тильки для кино. А ничого нам нэ сказав! А зараз прикинте: скильки долларов йому за тэ шоу отвалят?! А?

Все молчали.

– Ото ж и воно! – назидательно подытожил боцман. – Вин жэ на мостике живэ, ист з ними, лечит их усих, Махмуда аж от гонореи вылечив! Нашими, между прочим, лекарствами. И чем довже мы тут будэмо у полони, тем бильше будэ таких шоу и вин бильше заробит!..

Тут вошли Настя и Оксана, стали раздавать еду – вареные рожки с бобами.

– Ну чё ты фигню гонишь? – отрываясь от кроссворда и подставляя поварихе свою миску, сказал боцману второй механик. – Ему больше нашего нужно на свободу – у него инсулин кончился!

– Та при чем тут инсулин?! – отмахнулся боцман.

– А при том! У меня отец был диабетик. Он на инсулине восемь лет прожил. А без инсулина они вообще не живут…

– Это вы о ком? – насторожилась Настя. – У кого инсулин кончился?

– У кого… У капитана, – сказал второй механик. – Ему сейчас никаких макарон и вообще крахмалов нельзя. Только гречку да овощи.

Оксана посмотрела на свое ведро с вареными рожками и бобами.

Между тем в машинном отделении толстяк Хасар и плешивый Рамил, взбадривая себя громкой музыкой и катом, вожделенно листали глянцевые порножурналы с грудастыми белыми женщинами и зорко посматривали на двух мотористов, сидящих у панели приборов ЦПУ [4], и на старшего механика, который в глубине отделения с масленкой в руках деловито осматривал гигантские судовые двигатели.

Переглянувшись со старшим механиком, оба моториста – первый и второй – подошли к Хасару и Рамилу, сели рядом и бряцнули об пол коробку с костяшками домино. Перед таким соблазном сомалийцы не смогли устоять, игра началась.

Тут нужно сказать, что вообще-то охрана пленных была у пиратов поставлена совершенно профессионально. Посты были расставлены по всему судну, на всех его палубах, в машинном отделении и в ходовой рубке. Сомалийцы четко, по часам сменяли друг друга, не спускали глаз со своих пленных ни днем ни ночью и постоянно переговаривались друг с другом по переносным воки-токи. То есть осуществить замысел капитана было не так-то просто.

И тем не менее…

Дождавшись когда мотористы увлекли сомалийцев игрой в домино, старший механик, вымазав лицо машинным маслом, подошел к ним, чем тут же вызвал их радостный смех. Причем мотористы старательно поддерживали хохот сомалийцев, показывали на механика пальцем, кричали: «Нигер! Рашен нигер!» – и закатывались от смеха. Лишь когда они успокоились, механик сказал сомалийцам:

– О’кей, it’s oil, it’s not washable. Can I go to sauna? [5]

Толстый Хасар, утерев слезы смеха, милостиво махнул рукой:

– Go! – и продолжил игру в домино.

Механик отправился в дальний закуток, где находилась судовая парилка. Запер за собой дверь и прислушался. Но сквозь дверь парилки не было слышно ничего, даже арабской музыки. Механик включил горячую воду, спешно разделся и, когда парилка заполнилась паром, приподнял дощатый половой настил, достал из-под него пару двухметровых водопроводных труб и пилу-ножовку, снова прислушался и принялся пилить трубы на метровые куски.

А мотористы под оглушительную арабскую музыку продолжали, громко споря, играть в домино со своими охранниками.

Тем временем на одном из верхних ярусов судна Оксана, гулко шлепнув мокрой шваброй об пол, стала с демонстративным усердием тереть его и драить, разбрызгивая и разливая воду из ведра так, что сомалийцы, дежурившие у каюты пленных, были вынуждены посторониться.

Так, продолжая усердствовать, она со шваброй в руках свернула в кают-компанию, загаженную сомалийцами донельзя. Здесь, не прекращая елозить шваброй по полу, осмотрела полупустые полки с книгами и свалку книг в углу, извлекла потертый и пожелтевший «Медицинский справочник» и сунула его себе за пазуху, под одежду.

И все это время Махмуд со спутниковым телефоном в руке вышагивал по ходовой рубке и ругался со Стивенсоном. Потом в сердцах отшвырнул трубку, выматерился в сторону стоящего поодаль и освещенного огнями фрегата и, жуя кат, закурил. Поостыв и бросив окурок за борт в черноту африканской ночи, прошел в штурманский отсек и толчком разбудил капитана, спавшего на штурманском столе.

– Да?.. – сонно спросил Казин, открывая глаза.

– Почему все белые идиоты? А? Почему? – требовательно спросил Махмуд.

– А что случилось?

– Ну, они же печатают деньги! Миллиарды! Какая им разница? Почему не хотят напечатать для нас?

– Я же тебе объяснял, – сказал Казин, садясь на столе. – Деньги – это стоимость товара. Вот ты, когда к девушкам едешь, за старуху заплатишь, как за молодую?

– Я – за старуху?! – возмутился Махмуд. – На хрена мне?! Если она старше пятнадцати, я вообще…

– Вот видишь! Этот корабль, когда он был новый, стоил три миллиона. А теперь ему уже тридцать лет, две каюты сгорели, иллюминаторы разбиты, дыры в обшивке и все палубы в дерьме. Если они дают за него миллион – радуйся.

– А танки? Пушки? Снаряды? Нет, ты врешь! Вы, русские, очень хитрые!

– Нет, мы, русские, вам, сомалийцам, всегда помогали. Вспомни Советский Союз – сколько сомалийцев у нас учились? Ты, например, где учился?