Райский сад первой любви - Линь Ихань Страница 25

В итоге они договорились встретиться через час.

Уже в третий раз Ли Гохуа участвовал в охотничьей вылазке своих коллег по подготовительным курсам. Прошлые два раза не произвели особого впечатления. В этот раз он обнаружил у входа в заведение внушительный красный фонарь типа таких, какие вешают на Новый год. Как только он вошел, женщина средних лет в ципао ^[54] поднялась поприветствовать его, и, куда бы она ни шла, за ней следовал крепкий мужчина в черном костюме. Женщина с удовлетворением взглянула на дизайнерскую сумку учителя и пригласила в гостиную. Ее правая рука драматично раскачивалась, а вдоль стены встали в ряд девушки, словно раскрылся веер. Глаза разбегались, и голова кружилась от красоты. Как говорится, прекрасные самоцветы во множестве ласкают взор, а сердце трепещет от великолепия.

Ли Гохуа подумал: «Это не то, что в прошлые два раза, когда меня внутрь прямо с улицы затаскивали. Большие заведения – большие плюсы». Девушки стояли так, что их ступни образовывали букву Т ^[55]: крупные ступни – большую букву Т, миниатюрные – маленькую. Каждая улыбалась так, что между приоткрытых красных губ видно было шесть зубов. Шесть крупных зубов. Мелких тоже шесть. Он понизил голос и обратился к встретившей его женщине средних лет: «Я хочу молоденькую». В китайском этой женщины чувствовался привкус чили. Она ответила: «Есть молоденькие». И подозвала двух девушек. Ли Гохуа мысленно смыл с них макияж. Лет восемнадцать. Он сильнее понизил голос: «А нет еще помоложе?» Женщина улыбнулась и жестом велела девушкам идти прочь, и их змеиные талии, как сложенный веер, исчезли за занавесками. Женщина произнесла со жгучим акцентом: «Господин, подождите». Она нежно положила ему руку на плечо и сжала. В паху появилось смутное ощущение, что его желание слишком легко удовлетворить, но раньше удовлетворения он испытал усталость, однако Перчинка не привыкла разочаровывать посетителей.

Она вывела к нему девочку с густым румянцем, видимо, только что нанесла румяна. Ей было не больше пятнадцати. Юная китаяночка. «Ее беру». Они пошли наверх. Непонятно, почему на лестнице выстроились в узкую шеренгу другие девушки. Когда они с китаяночкой поднимались, он ощутил, что их натренированные алые губы и белые зубы устремлены на них, как взгляды. У него появилось ощущение, что эта девочка нуждается в защите.

Комнатка была не большая и не маленькая. Обои оказались зеленые, как листва в тропиках, и резали глаз. Девочка помогла ему раздеться и намылить нижнюю часть тела. Девочка была маленькая и очень миниатюрная. Казалось, ее напудренное до белизны лицо насажено на темную шею. Движения китаяночки были проворными, она, как и предыдущие девушки, спросила, откуда он. Этот профессиональный дежурный вопрос был приторным, как кусок торта, но в нем крылось равнодушие. Она оседлала его и принялась прыгать в ритме популярной песенки, которая привязывается с первого раза.

Внезапно Ли Гохуа подумал про Фан Сыци. Однажды в своей тайбэйской квартире он охотился за Сыци, она уже была голой по пояс, но все еще пыталась убежать от него в комнате. Подлинная радость от охоты кроется в самом процессе, поскольку в глубине души понимаешь, что в любом случае получишь свою добычу. Когда она убегала, между ее ягодиц внезапно что-то блеснуло, словно глазок. Он охотился именно за этим флуоресцентным светом. Вот-вот поймаешь, но он снова ускользает. Сыци убегала, словно в игре. Не прошло и пяти минут, как она на бегу запуталась в спущенных трусиках, упала лицом прямо на пол, а юбка от школьной формы задралась до талии. Плоские ягодицы на фоне синего ковра напоминали зад всплывшего посреди реки утопленника, как это показывают в кино. Он подошел к кровати. Подошел к ней. На кровати он двигался с трудом. Кровать была слишком мягкой, и это было неудобно. Он даже удивился. Если так и дальше пойдет, то у него ничего не получится. Он перевернул китаяночку, хлопнул ее по заднице, вспомнив при этом про огонек между ягодиц Сыци, который ускользал из рук. Он понял, что это было. Это напомнило ему про то, как он в детстве в родной деревне впервые увидел светлячков, с трудом поймал одного, медленно разжал ладошку, а светлячок яркой дрожащей точкой улетел прочь. Если подумать, тогда он наверняка впервые обнаружил правду жизни. Он получил огромное удовольствие. Оставил китаяночке двойные чаевые. Пусть даже на смуглых ягодицах и не видны отпечатки ладоней.

Вот только он забыл, что в его родной деревне не водятся светлячки. Забыл, что в жизни никогда не видел ни одного светлячка. Но он же занятой человек. Забывать о чем-то для него нормально.

После того как он вернулся на Тайвань, началась учеба. Ли Гохуа ждал у подъезда, когда девочки придут после уроков. Первый раз он ждал кого-то рядом с домом. Непонятно, когда вдруг время стало тянуться так медленно. А он-то думал, что самая большая его добродетель – терпение.

Фан Сыци отметила, что в этот раз гостиница отличалась. Номер был роскошным: изголовье золотой кровати с золотыми колоннами, украшенными массивными красными драпировками, которые изрыгали обилие золотых кисточек. Перед кроватью – огромное зеркало в золотой раме. Но эта позолота не такая, как у них дома. Стенка в душе была прозрачной. Когда он пошел принять душ, Сыци отвернулась, растаяв, как воск, на полу.

Он сзади схватил лицо Сыци и запрокинул ее голову. Она спросила: «Учитель, у вас много было девушек, похожих на меня?» Никогда не было, мы с тобой люди одного сорта. Какого? Я в любви ценю чистоту. Да? Я говорил, что получал много любовных писем, и это правда. Но я же в любви неискушенный человек. Ты знаешь учителя У и учителя Чжана? Вот они крутили романы с целой толпой студенток, это правда, но я-то не такой, я изучал литературу, мне в первую очередь нужна родственная душа. Я одинок и долгое время вполне мирно сосуществовал с одиночеством. Его нарушил твой вид, когда ты с опущенной головой выводила иероглифы. Сыци подумала и сказала: «Так я должна извиниться перед вами? Но, учитель, вы тоже передо мной провинились». Он сжал ее. Сыци снова спросила: «Учитель, вы правда меня любите?» Разумеется, я нашел бы тебя среди десятка тысяч людей.

Он сгреб ее в охапку и понес на кровать. Сыци свернулась клубочком, как гусеница, а потом заплакала: «Сегодня ничего не получится». Почему? В этом месте я себя чувствую проституткой. Расслабься. Не надо. Посмотри на меня, и все будет хорошо. Я не могу. Он по очереди разгибал ее руки и ноги, как медсестра в больнице, когда она занимается реабилитацией пациентов с инсультом. Не надо. Мне скоро на занятия, давай не будем терять драгоценное время? Постепенно у Сыци возникло ощущение, будто бы она вошла в мутный термальный источник и не видит собственных конечностей, а потом ей начало казаться, что руки и ноги не ее. У учителя на груди была выпуклая родинка, и при каждом его движении она подрагивала, как бусина в буддийских четках, очень благочестиво. Внезапно Сыци увидела все под другим углом, перестала ощущать собственное тело, она обнаружила, что стоит за красным балдахином и смотрит, как красная драпировка нависает над учителем, а учитель нависает над ней. Глядя, как плачет ее бренное тело, ее душа тоже лила слезы.