Будут неприятности - Галина Щербакова Страница 25

КРЮКОВ. Ты кончила? Или это длинный монолог?

ВЕРА. Извините, но я не привыкла чувствовать себя идиоткой. (Насте.) Мы идем или нет?

НАСТЯ. Идем, идем… (Крюковой.) Это у тебя из какой роли? Шинки на зубах. Брак на небесах… Бездарный текст, мать, абсолютно! Учи лучше Горького. Жалость унижает человека. Или еще лучше, если враг не сдается, его уничтожают. (Молодые уходят.)

КРЮКОВ (потирая руки). Прекрасный финт! Прекрасный! И сейчас он мне ответит по телефону. Ответит! (Уходит.)

КРЮКОВА. Эльза! Мне плохо! (Хватается за сердце.)

ЭЛЬЗА (насмешливо). Ну, ну… Теперь-то! Можете звонить своему режиссеру… Играть вам Вассу! Играть! Какие дети пошли, а? Соколы! Нет! Ястребы! Звероящеры!

КРЮКОВА (тихо). Мне правда плохо…

Медленно уходит. Эльза подходит к сумке, начинает доставать из нее разные вещи и расставлять по полкам. Въезжает Крюков-отец.

КРЮКОВ-ОТЕЦ. Почему орали?

ЭЛЬЗА. От радости.

КРЮКОВ-ОТЕЦ. Откуда у них радость?

ЭЛЬЗА. Внучка ваша замуж идет. За такого сына! (Показывает на стену.)

КРЮКОВ-ОТЕЦ. За Володьку, что ли? Вот дура!

ЭЛЬЗА (очень искренне). Никогда… Никому… Ни человеку… Ни кошке… Ни собаке… Ни Богу… Ни черту… Вы ни разу не сказали спасибо… Наверное, если бы это произошло – мир рухнул бы… (Ушла.)

КРЮКОВ-ОТЕЦ (вслед). Спасибо, что ушла. (Подъезжает к спрятанному магнитофону. Радостно.) Опять все буду знать. Они думают, нет способа. Есть способы, есть…

Появляется Крюков.

Ты почему дома?

КРЮКОВ. Такой день, батя. Когда утро вечера не мудреней…

КРЮКОВ-ОТЕЦ. А так никогда и не было. Утро – что утро? Так… Просып… Все лучшее делается ночью…

КРЮКОВ. Ну, батя, ты даешь!

КРЮКОВ-ОТЕЦ. Дурак… Удивляюсь тебе… Слабый у тебя мозг. Дальше денег и Эльзиных бедер не идешь… Мне обидно… Не наследник ты нашего дела… Такие, как ты, все похерили. А он все видит… Все! Потому ты и горишь. А мне не жалко… Гори! Не жалко…

КРЮКОВ. Он – это Бог? Или?

КРЮКОВ-ОТЕЦ. Есть и повыше Бога… (Целится в сына.) Паф!

Крюков делает вид, что умирает. Появляется Крюкова.

КРЮКОВА (кидается к нему в испуге). Сережа, Господи, Сережа!

КРЮКОВ-ОТЕЦ (хохочет и ездит вокруг них на коляске). Слабонервные… хлюпики… (Уезжает, довольный собой.)

КРЮКОВ. Ну чего ты? Мы с батей играли в казаки-разбойники…

КРЮКОВА (очень сосредоточенно). Сережа… До меня наконец дошло… У тебя неприятности… Да, не спорь… Это для меня неважно… Абсолютно… Нет! Нет! Нет! Как глупо я сказала… Важно! Опять не то… Важно – неважно… Слово прицепилось… Кубич говорит, можем потерять квартиру… Льготы… Ты не думай об этом… Это для меня ерунда. Я наоборот… Я поняла, что ты для меня… Просто ты… Сам по себе…

КРЮКОВ (сухо). Я ценю это…

КРЮКОВА (кидается ему на шею). Да? Правда? Такая была гладкая прекрасная жизнь. Я могла и не знать, как ты мне нужен сам по себе. Кубич говорит – минтай в банках. Ну и что? Дурак Кубич. Если весь народ это ест, я тоже смогу. Я тоже народ. Ты увидишь… Очереди? Я постою в них… Это даже прекрасно в творческом отношении… Ты меня так берег, так берег, а теперь я буду беречь тебя.

Крюков подошел к голове, поставил ее себе на голову.

Какой ты смешной!

КРЮКОВ. Сразу стало легче. Твой высокий стиль хорошо воспринимать искусственной головой.

КРЮКОВА. Вот и хорошо! Я у тебя вызвала чувство юмора… Теперь о Насте. Надо ей запретить то, что она делает. Надо ей объяснить, что некоторые вещи без-нрав-ствен-ны. Я никогда не придавала значение рок-музыке… Может, это она притупила в девочке чувства?

КРЮКОВ. Ты ела?

КРЮКОВА. Я? Не знаю… Ах, нет! Совсем, ни капельки… Забыла…

КРЮКОВ (громко). Эльза! Покорми Ольгу Николаевну. Иди, поешь… Прошу тебя… Ослабнешь…

КРЮКОВА. Да… Хорошо… Я правда захотела есть… (Уходит.)

КРЮКОВ (садится в кресло, вытягивает ноги, руки складывает на животе). Кубич намекал… Дескать, в такой моей позе есть смысл… Идеальная развязка… Развивал теорию, что там есть жизнь… Моуди… Йоги… Маги… Увлекательно… Я записал эту его пламенную речь… Философия философией, а партбилет положить можно…

Входит Эльза.

ЭЛЬЗА. Примеряешься?

КРЮКОВ. Там не будет тебя… А значит, мне это не подходит… Раньше с князьями хоронили их жен…

ЭЛЬЗА. Я тебе не жена.

КРЮКОВ. Ты больше… Я ехал на трамвае…

ЭЛЬЗА. Ты ехал на трамвае.

КРЮКОВ. И так мне захотелось простой жизни…

ЭЛЬЗА. Бедняжечка! Тоже на минтай потянуло… Мадам пьет спитой чай с сушками… Епитимью на себя наложила…

КРЮКОВ. Иди, я тебя обниму и к тебе прижмусь, единственная моя женщина…

ЭЛЬЗА. Рисковый ты человек.

Подходит к нему, он притягивает ее к себе. Оба молчат.

КРЮКОВ. Если выберусь, если выскочу из-под этих мальчиков, давай рванем куда-нибудь вместе… Где-то же лежат в большом количестве вещи из моего дома… Прибавь меня к ним…

ЭЛЬЗА (резко встала). Господи, но я-то все про вас знаю! А тоже, как дура, на секунду поверила… Оказывается, где-то есть вещи… Следишь… Считаешь…

КРЮКОВ. Это я так. В этом доме такой воздух, что даже самое хорошее тащит за собой дерьмо. Я люблю тебя, Эльза! Люблю! Только тебя и люблю. Люблю, в сущности, ни за что, потому что ты стерва, воровка, предательница… Но мне все равно… Можешь даже убить, я все равно тебя принимаю…

ЭЛЬЗА. Успокойся. Все уладилось.

Врывается Кубич.

КУБИЧ. Все уладилось. Дивная рокировка. Тебя снимают с работы за халатность, и все! Ты гений, Крюков! Эльза! Уйдите, пожалуйста, есть мужской разговор.

ЭЛЬЗА. Да знаю я про что. (Уходит.)

КУБИЧ. Я насчет денег. Верни… Они понадобятся, когда я буду тебя трудоустраивать.

КРЮКОВ. Какие деньги?

КУБИЧ. Большие… Я отдал Ольге…

КРЮКОВ. Оля!

Входит Крюкова.

КУБИЧ. Ольга Николаевна! Помните, я приносил деньги…

КРЮКОВ. Отдай ему!

КРЮКОВА. А где они?

КУБИЧ. Я сюда клал… Под голову.

Крюкова ищет.

КРЮКОВА. Я помню! Помню! Они лежат где-то здесь… Куда они могли деться?