Что гложет Гилберта Грейпа? - Питер Хеджес Страница 25

Меня постукивают по спине. Это мистер Лэмсон — обежал кругом и вернулся с увлажненными глазами.

— Если бы на свете была другая такая женщина. Если бы она раздвоилась, ты смог бы взять в жены вторую, — говорит он.

Впервые за долгое время могу сказать то, что думаю:

— Вы даже не представляете, мистер Лэмсон, до какой степени мне это нужно.

— О, я-то представляю, сынок. Поверь, очень хорошо представляю.

Пение смолкло.

— Мальчики, о чем вы там сплетничаете? — кричит миссис Лэмсон. — Критикуете мое исполнение?

— Как можно! — возмущается мистер Лэмсон.

— Нет-нет, мэм.

— Тогда где ваши аплодисменты?

Мы с боссом вынуждены похлопать. Он кричит «браво», а я еще раздумываю.

За окном проезжает универсал Карверов; на заднем сиденье — мальчишки. Миссис Бетти Карвер вяло машет. Я отворачиваюсь в надежде, что она не перехватила мой взгляд.

Вынимаю из ящика коробку супов «Кэмпбелл». Штампую на жестянках лиловые надпечатки-ценники, а потом сортирую по вкусам, ну, то есть по сортам или что там у них. Расставляю банки, а перед глазами мелькает образ ее универсала, застрявшего на тринадцатом шоссе. Я тогда подъехал, чтобы ей помочь. Мне было почти семнадцать, неисправность оказалась пустяковой, и автомобилистку вроде бы удивило, что я разбираюсь в ремонте, а меня удивило, что женщина, в чью сторону я раньше даже не смотрел, вдруг показалась мне такой интересной. Она похвалила мою сноровку, а я ответил — уточняю: без всякой задней мысли, — что всегда умел работать руками. Она назвала меня «мастаком», я сказал, что слова такого не знаю, и она посоветовала мне заглянуть в словарь, а я ей: в словарях рыться у меня нет привычки — если за словом надо в словарь лезть, значит не больно-то оно нужное, и она пообещала заняться моим образованием.

— Гилберт?

Рядом возник мистер Лэмсон. Я слушаю, но не смотрю. Мой взгляд устремлен на суповые жестянки.

— Строго между нами…

— Да, сэр?

— По-мужски?

Чувствуя его озабоченность, прерываюсь. Смотрю ему в глаза и почти успешно стараюсь не замечать, что разбитые очки на переносице замотаны пластырем.

— Это из-за треклятых аквариумов с лобстерами, да?

— Наверное, сэр.

И как прознал-то?

— Полная фигня.

— Сэр, это просто заскок. Всякая показуха, пиццы, неоновый свет — это временные модные выкрутасы. Скоро люди вновь начнут ценить простое достоинство.

— Ты так думаешь?

— Да, сэр. У нас свой собственный стиль. Будущее за ним… то есть за нами.

— Еще чуть-чуть надежды в голосе, Гилберт, и мне начнет казаться, что я беседую с призраком твоего отца.

Я хотел ответить: «Вы заменили мне отца», но придержал язык.

Он шепчет:

— Насчет лобстеров за стеклом — молчок. Мамулик этого не переживет.

— У меня рот на замке.

Прошло некоторое время; я уже взялся за банки кофе. Работа спорится, и я вспоминаю вехи своей жизни, связанные с миссис Карвер.

Лето после окончания школы. Семейство Карвер заняло очередь в кассу; сыновья их были еще совсем мелкими. Мистер Карвер уговаривает жену не покупать сладкого.

— Сладкое вредно для зубов. Зачем разрушать твои дивные зубки?

Я был чем-то занят, но больше грел уши, чем работал, а мистер Лэмсон пробивал покупки. Я стоял у железной двери склада, и миссис Карвер направилась в мою сторону, с грудным ребенком в одной руке и с упаковкой бекона в другой. «Гилберт», — окликнула она. «Вам помочь, мэм?» — ответил я. Разговаривала она тихо — рядом были другие покупатели. «Оставь это», — говорит. «В смысле: что?» — спросил я. Ребенок вертелся на ее аппетитной груди. Ответ помню дословно. «Гилберт, ты когда-нибудь заедешь…» Она сглотнула. Голос у нее дрожал. «Кен почти каждый день работает, а мальчиков я могу отвезти к няне. Заедешь когда-нибудь меня проведать?» От кассы ее позвал мистер Карвер: «Ты идешь, солнышко?» Она отвечает: «Секунду», а сама нашептывает: «Заезжай прямо во вторник. Я знаю: у тебя выходной. Буду ждать, хорошо?» Помню, я еще удивился: как она узнала, когда у меня выходной день, и почему взгляд у нее стал совершенно другой, пылкий какой-то. И от балды отвечаю: «Хорошо», нет чтобы подумать. Она заглянула мне в глаза — так глубоко никто еще не заглядывал: хотела проверить мою честность. «Надеюсь, — говорит, — на встречу». Мистер Карвер окликнул ее повторно: «Солнышко, что ты там делаешь?» Держа на одной руке слюнявого младенца, она поменяла одну упаковку бекона на другую и громко ответила: «Выбираю бекон получше!» Под звяканье кассы мистер Карвер, который всегда разговаривает преувеличенно громко, спросил: «А тот, который мы взяли, чем плох?»

Я закончил штамповать цены на упаковках кофе. Перехожу к маринованным корнишонам:

— Разве цены на корнишоны не выше?

— В «Фудленде» — возможно, Гилберт. Но у нас — нет. У нас на корнишоны всегда скидки.

Это мягко сказано.

Дело спорится. Я выполняю работу, на которой в «Фудленде» заняты четверо, а то и пятеро школьников пубертатного возраста. Это не бахвальство. Это факт.

Проштамповал первые банки маринованных огурчиков — и вспомнил тот июньский вторник. Семь лет назад. Я два раза принял душ. Пикап мы загнали к ним в гараж, и я уселся в кресло мистера Карвера. Она подала домашний лимонад с печеньем. И не произнесла ни слова за все время, что я там сидел, Уходя, сказал «спасибо». Она улыбнулась — мол, «на здоровье», но опять же молча. Так прошло еще вторников шесть или семь. Когда на дворе уже стоял август, я вошел к ним в дом и поцеловал миссис Карвер, взяв ее лицо в ладони. У нее на губах чувствовался привкус кофе. В сентябре мои одноклассники разъехались кто куда продолжать учебу. А я остался изучать миссис Карвер.

— Корнишоны готовы, что дальше?

После долгого стояния на коленях у меня затекли ноги; встал, чтобы размяться. Руки перемазаны лиловыми чернилами из маркировочной машинки.

— Мистер Лэмсон, вы меня слышали? Босс?

Он сидит за кассой, пробивает очередную покупку и не отвечает.

— Что дальше? — выкрикиваю я. — У меня работа стоит!