Отсутствие Анны - Яна Летт Страница 25

– У Ани не было никакого дневника.

– Да? А мне казалось, был. Она как-то рассказывала, когда мы переписывались пару месяцев назад, что ведет дневник, но каждый раз, когда тетрадка заполняется, сжигает, чтобы никто не подсмотрел. – Он коротко, нервно рассмеялся. Марина знала, что он смеется, когда нервничает, и ничего не может с собой поделать, но почувствовала острый прилив самой настоящей ненависти к этому короткому сухому смешку. – Я видел у нее одну тетрадку, но…

– Вот как? Ты видел тетрадку? Это когда? Когда именно ты ее видел? Три года назад? Четыре года назад? – Говорить, что хочется, оказалось наслаждением – она не ожидала этого от себя. Годы до этого она старалась общаться с отцом своей дочери как «цивилизованный человек». Вежливые напоминания, согласование графика, мягкие укоры, когда он в очередной раз забыл прийти, случайный секс, после которого им обоим становилось неловко и пусто, пару раз в год, а потом и того реже. Сейчас больше не было необходимости вежливо молчать или огибать острые углы, потому что теперь вся Маринина жизнь ощущалась как один бесконечный колючий острый угол… Она почувствовала, как приливает кровь к лицу, и голова закружилась.

– Когда ты в последний раз видел свою дочь, чтобы теперь со знанием дела…

– Слушай, – он все еще ничего не понял и пытался говорить спокойно, рассудительно, – я понимаю, каково тебе, но…

– Ты не понимаешь, каково мне. Ты. Не понимаешь. Каково мне. – Марина глубоко вдохнула через стиснутые зубы, навалилась ладонью на форточку, впуская в кухню свежий воздух. – Последние годы… Ты думал, твоя так называемая работа тянет на оправдание? Ты уехал на два года, ты ни разу не позвал ее приехать в гости, а она так хотела, она говорила, что хочет получить визу ради того, чтобы… И ты говоришь, что понимаешь меня? Тебя даже не было с ней рядом!..

– А ты? Ты была с ней рядом?

Это было как удар камнем по голове. Марина пошатнулась, с недоумением глядя на него, как будто видя впервые, прежде чем понять: теперь рухнули и его барьеры. Так с ходу, просто. Теперь они оба могут наконец говорить друг другу что угодно – даже правду.

– В прошлом году она звонила и спрашивала, можно ли пожить со мной… И я сказал ей «нет». Господи, я сказал ей «нет», сказал, что у вас с ней все наладится… – Его лицо судорожно дернулось, и на мгновение Марине показалось, что он заплачет. – Бред, я просто не хотел… Я не думал, что все так… И она это поняла. Я знаю, поняла, что я просто не хотел, что так было проще… Говоришь, я не понимаю?.. – Он сильнее сжал чашку, и та жалобно звякнула у него в руках. – Я все эти дни думаю, как давно ее не видел… Что я мог бы… Мог быть рядом и, может быть… Может быть, этого не случилось бы, если… – Тон его голоса стал мягче, и она узнала его манеру уводить разговор в сторону от опасной темы после того, как те самые слова уже сказаны. Марина поняла: он жалеет о том, что сказал… Но это уже не имело значения.

– Я была с ней рядом. – Собственный голос оказался тихим, жалким, беспомощным. – Была. Была…

– Я знаю… Прости… Я знаю. – Скрипнул отодвигаемый стул, и на этот раз он обнимал ее как следует. – Конечно была. Прости меня. Мне так жаль… Мне так жаль…

Само собой вышло, что, обнимая друг друга и шепча бесполезные, пустые слова, они оказались в спальне, и только там, крепко прижимаясь друг другу на широкой кровати, оба наконец расплакались и плакали, пока небо за окном совсем не потемнело.

Провожая Максима до порога, Марина хотела попросить его остаться, но промолчала. Глядя, как он шнурует ботинки дрожащими пальцами, она вдруг поняла, что все еще любит его – до сих пор. И это была еще одна вещь из множества, которая больше не имела значения.