Не только детектив  - Анна и Сергей Литвиновы Страница 25

– А шнурочки-то торчат!

2

Что думают о феномене вторичной занятости ученые – экономисты и социологи?

Мой первый собеседник – кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Всероссийского центра по изучению общественного мнения (ВЦИОМ) Зоя Васильевна Куприянова.

– Впечатление, что все вокруг кинулись подрабатывать, – ошибочное. Наши опросы свидетельствуют, что дополнительный заработок имеет лишь каждый пятый трудоспособный россиянин. Причем этот показатель не увеличивается с течением времени (мы начали задавать вопросы о вторичной занятости с 1991 года), а колеблется (плюс-минус 3 процента) вокруг 20 процентов от общего числа опрошенных. К тому же только половина подрабатывающих занимается этим постоянно. Остальные – от случая к случаю.

– Может быть, люди с вами не откровенны?

– Сейчас они откровенны, как никогда… Правда, еще 20 процентов респондентов хотели бы иметь приработок или подыскивают вторую работу. Но говорить-то они говорят, а на деле число тех, кто подрабатывает, не растет. Либо кто-то выбывает из армии «вторично занятых», и они занимают его место, либо намерения остаются намерениями…

– А чем конкретно заняты «халтурщики»?

– Уличной торговлей – примерно 5 процентов трудоспособного населения…

– Стало быть, около четырех миллионов россиян…

– Примерно столько же работают по совместительству по контрактам и договорам и, наконец, оказывают услуги населению – ремонтируют квартиры, аппаратуру, машины, шьют, вяжут… Мы спрашивали о том, что заставляет людей работать после работы. В числе возможных объяснений дали подсказки, например: «занять свободное время» или «для самоутверждения». И конечно – что говорить! – на все эти «самовыражения» падает 8–10 процентов ответов. А главный мотив тех, кто подрабатывает, – деньги.

– Мне кажется, в «полутеневой» экономике вращаются огромные средства. Я подсчитал, что, например, только за последний месяц заплатил 12 тысяч сборщикам мебели, полторы тысячи – машинистке, штуку – частнику, промышлявшему извозом… Сколько, по вашим данным, крутится в стране «левых» денег?

– ВЦИОМ оперирует мнениями людей. Мы знаем только, что они нам ответили. На ваш вопрос средний человек разведет руками.

Однако мы можем утверждать: средний доход от приработка составляет примерно 12 процентов от суммарного дохода опрошенного. Правда, есть люди, которые зарабатывают на дополнительной работе больше, чем на основной. Это, как правило, специалисты высокого класса – профессора, доктора, кандидаты наук: «технари», экономисты, юристы.

– Как вы сами оцениваете вторичную занятость как явление?

– Скорее положительно. Вместо того чтобы ждать, когда вам правительство чего-то даст, вы берете судьбу в свои руки. И если вы здоровы, у вас есть профессия или ремесло, вы сами можете решить свои материальные проблемы, и это прекрасно! Эго совершенно новое явление в нашей жизни. Есть, конечно, и отрицательные моменты – перегрузки в ущерб здоровью, личной жизни… Но сейчас, мне кажется, не такое время на дворе, чтобы эти рассуждения были главными. Нынче самое важное – пережить кризис достойно, не свалиться в нищету.

– А как выглядит социологический портрет «среднестатистического» человека, который подрабатывает?

– Возьмем данные одного из опросов. Согласно ему, вторично заняты 23 процента респондентов. Если попытаться нарисовать типичный портрет «левака», то это чаще мужчина (27 процентов из них имеют побочный заработок); с высшим образованием (32 процента); разведенный или холостой; от 25 до 29 лет (36 процентов) или от 54 до 59 лет (37 процентов); руководитель «второго уровня» – цеха, отдела (38 процентов); живущий на селе или в маленьком городе. Портрет получился условным и противоречивым, как все среднестатистическое.

3

Милиционер препроводил меня в автобус с задернутыми шторками. Там уже скучала дюжина неудачников – женщины средних лет и молодой парень с лицом, позволяющим сделать вывод о его кавказском происхождении. Обращение было отменно вежливым. Какое-то время посидели, и я прислушивался к диалогу двух стороживших нас сержантов:

– Тебе электронная игра нужна? – интересовался один.

– Еще бы! У меня сын растет.

– Так вон там стоит старушка, – следовало подробное объяснение местоположения продавца. – Понял?

Капитан Андрей не оставил меня. Подошел к автобусу, сунул сквозь форточку три пятитысячные бумажки, сказал: «Не дрейфь!»

Вскоре автобус тронулся и довез нас до отделения, расположенного под одной из трибун. Нас провели в загончик – в «мирное время» гардероб, где даже стояли для нашего удобства складные стулья. Никто не кричал, не бился, не доказывал правоту. Правонарушители скучали.

Я стал наблюдать за внутренней жизнью отделения. Двое сержантов писали рапорты о наших преступлениях. Двое охраняли нас, и один из них, мордатый, со вкусом рассказывал напарнику о своей новой «девятке». Вот прошел лейтенант, похлопывая по ладони пластиковой бутылью заморской фруктовой воды и приговаривая: «После вчерашнего – вещь!» Вот два милиционера привели кавказца, у которого в огромном ящике на тележке лежали пакеты иноземных леденцов – его почему-то не посадили к нам, а прямиком отправили в комнату, где, как я понял, должен был вершиться суд.

Вскоре туда стали по одному запускать попавшихся. Выходили они обратно довольно быстро, оживленные, радостно говорили: «До свидания». Одна тетка даже сказала, уходя, «спасибо». Извечного антагонизма преступников и стражей закона не наблюдалось. Было похоже на игру в «казаки-разбойники».

Передо мной отпустили кавказца с тележкой. Меня вызвали последним.

Милиционер, притулившись в углу за каким-то журнальным столиком, быстро настрочил протокол. Равнодушно повернул его мне:

– Подпишите!

– Я подписывать не буду. Здесь сказано: «Торговал в неразрешенном месте». А я не торговал. Кто докажет?

Сержант удивился, пошел за начальством. Из соседней комнаты пришел милицейский капитан, изумился тому, что рядом с его сумкой лежит пакет импортных леденцов, и с какой-то даже досадой сунул его в сумку.

– Не хочешь подписывать? – отечески спросил он. – Тогда согласно статье такой-то Уголовного кодекса я конфискую твои кроссовки, – он залез в мою сумку, пересчитал, – в количестве семи пар, а завтра явишься к народному судье, и суд решит, торговал ты – не торговал.

Я не сомневался, что редакция найдет хорошего адвоката и «процесс» я, наверное, выиграю, к тому же интересно было пойти в этом деле до конца, но – рисковать чужим товаром почти на сто тысяч?

– Ладно, давайте подпишу.

– Штраф с вас, гражданин, пятнадцать тысяч рублей. Деньги есть?

Я отдал три чужие банкноты. Меня заставили дважды расписаться на квитанции, но корешок почему-то не отдали.

– И учтите: уплата штрафа не дает права на дальнейшую торговлю, – напутствовал меня капитан. – Можете быть свободным.