Поединок со смертью - Анхель де Куатьэ Страница 25

В фильмах после такой фразы – «Вам позвонят» – герой обычно произносит: «Я так и не понял – приняли меня на работу или нет». Но я не стал переспрашивать или что-то уточнять. Он видел мои глаза. Если он не дурак, он все поймет…

– Гуманистической чепухи… – глухо, словно бы в никуда произнес Данила.

– Что? – Павел вышел из глубокой задумчивости и недоуменно уставился на Данилу. – Чепухи?..

– Ты сам-то понял, о чем он тебя спросил? – Данила с какой-то невыразимой болью в глазах посмотрел на Павла.

– А о чем он спросил? – Павел даже как-то поежился от этого взгляда. – Об этом и спросил – о любви к человеку. Я после этого, знаешь, ходил каждый день по городу, смотрел на людей. Искал того праведника, ради которого можно остальных пощадить. Иногда выбирал в толпе человека и следовал за ним, пытался понять, что он из себя представляет. И чем больше я присматривался к людям, тем больше убеждался – нет этих праведников. Нет! Ты вот радеешь за людей, а знаешь ты, какие поступки они совершают, когда думают, что их никто не видит?.. Я помню почти всех. Помню мужчину, который выгреб из коробочки для милостыни два червонца у слепой старухи. Мальчика помню, скинувшего в открытый канализационный люк котенка – так, ради забавы. Старуху, которая зло и намеренно ткнула палкой в живот беременную. И многих, многих, многих других. Мать помню, жестоко и молча бившую своего малыша только за то, что тот плакал. Все они были «нормальными», «простыми людьми», у которых есть дом, семья, работа! Каждого из них я приговорил к смерти и теперь жалею только об одном: что не смогу уничтожить всех! Вот о чем он спрашивал. Вот о чем.

– Хочешь, повторю? – почему-то спросил Данила.

– Что повторишь? – не понял Павел.

– Ваш разговор, – ответил Данила и тут же продолжил: – Он спрашивает: «В чем принцип?» Ты отвечаешь: «Принцип – это принцип». И он уточняет: «То есть никакой гуманистической чепухи?» И ты соглашаешься: «Да. Никакой».

– И что с того? – Павел продолжал непонимающе смотреть на Данилу. – Что с того?

– Ты спрашиваешь? – удивился тот. – Он тебя экзаменовал. Про девушку сначала рассказал, что она за себя, за свою жизнь испугалась. А потом спросил – принцип выше человека? И ты сказал – да.

– Ну?.. – неуверенно протянул Павел.

– Ты не чужие жизни, ты свою жизнь продал. Понимаешь? Свою! Ты сейчас рассмеялся, когда я сказал, что тебя буду защищать. Рассмеялся… А кого, Павел? Кого еще, если ты самый несчастный? Тебя нужно…

У Павла на глазах выступили слезы. Но сделал над собой усилие. Он не будет плакать. Нет.

– Есть что-то выше человека или нет? – спросил Давила, глядя Павлу в глаза. – Так есть или нет?

– Выше человека? – переспросил тот, растерявшись от переполнявшей его душу тоски.

– Да, выше человека… – повторил Данила.

– Но я же тебе объяснял, – Павел хотел разозлиться, но из-за возникшей вдруг неуверенности, тревоги – не получилось. – Я же говорил, что нет ничего ниже человека. А ты меня спрашиваешь – выше…

Павел хлопал глазами и даже начал оглядываться, не понимая, что происходит.

– Да – выше! – настаивал Данила. – Скажи мне – что?!

– Что выше человека?.. – Павел окончательно растерялся. – А что выше человека?

– Вот ты мне и скажи…

Воцарилась гробовая тишина. Павел смотрел на Данилу, Данила – на Павла. И в ней, в этой тишине, раздался странный писк. Оба инстинктивно повернули головы в сторону шкафа.

Часы на взрывателе начали контрольный отсчет – пятнадцать минут.

15:00, 14:59, 14:58, 14:57…

Виктор Петрович позвонил мне через десять дней. Позвонил в дверь. Молча въехал в квартиру, миновал коридор и остановился в комнате. Я шел следом. Сел на диван напротив своего гостя. На коленях у него лежал серо-стальной кейс. Его содержимое сейчас у меня в шкафу.

– Это бомба? – спросил я. Виктор Петрович кивнул и спросил:

– Не передумал?

– Нет.

– Тогда смотри.

Он стал объяснять мне, как работает механизм. Буднично. Словно давал инструкции по эксплуатации стиральной машины.

– Все понял? – уточнил он. – Перескажи последовательность действий.

Я повторил все, что услышал.

– Хорошо, – Виктор Петрович поставил бомбу передо мной и чуть отъехал назад. – Пакеты со взрывчаткой в подвале. Сам поднимешь. Ночью. Если передумаешь, позвони, Вопросы есть?

Я подумал и спросил:

– Почему вы мне доверяете?

Он чуть прищурился. Потом ответил:

– А почему бы, собственно, и нет? Ты хочешь того же, что и я. Зачем заставлять кого-то другого? Зачем платить деньги кому-то? Зачем брать в заложники родственников тех, кто по доброй воле не желает умирать? Когда есть такие, как ты. Готовые просто так убить себя и максимально возможное количество окружающих. Настоящий заряд не в этом чемодане. Настоящий заряд у тебя внутри. Смертельна не сама бомба, а сила ненависти, что приводит ее в действие. Твоя Сила, твоя Воля. Удачи тебе.

И он ушел, точнее – уехал на своем кресле. Я взял бумажку с телефоном, которую дал мне Рустам, поджег и бросил ее на блюдце. Некоторое время глядел, как она догорает. Словно умирал… Обратного пути не будет.

11:00, 10:59, 10:58, 10:57…

Павел показал Даниле на блюдце, стоящее на комоде. В нем лежали остатки того сгоревшего листка с телефоном.

– Ты спрашиваешь, есть ли что-то выше человека? – грустно сказал Павел. – С подвохом спрашиваешь, Данила. Знаешь, что я не отвечу «нет». А что назвать? Нечего. Не знаю я, что выше человека. И что с того?.. Что?! Бог отобрал у человека Волю, Силу. Кто он теперь, этот человек ? А я проявлю Волю, проявлю Силу, и если через это снизойдет Тьма, так тому и быть. Буду рад. Всадник так Всадник. Очень хорошо…

– Ты думаешь, Бог играет в кости? – Данила встал со своего стула и подошел к окну. – Нет, Бог только вкладывает их в руку человека. А дальше…

– Слушай, – прервал его Павел. – Вот мы сейчас умрем. Сейчас. Скажи мне правду, Данила. Ты ведь ненавидишь меня, да? Ненавидишь? Это тебе долг велит меня спасать. Овцу заблудшую… А так-то ведь ты не хочешь, просто у тебя роль… Да? Ну, скажи. Правду.

– Нет, не роль, – ответил Данила. – Просто ты самый несчастный.

– Да господи! – заорал Павел. – Что ты все заладил?! Несчастный! Несчастный! Это вы все несчастные! Вы! А у меня во! – и, вывернув руку, он ткнул указательным пальцем в шкаф. – У меня Сила! Моя Сила! Я самый счастливый! Я делаю то, что хочу! Я! Слышишь ты меня?! Слышишь?!

– Самый несчастный, – спокойно повторил Данила, словно и не слышал всех этих криков. – Паш, это же насколько нужно себя ненавидеть, чтобы не верить такой любви, какой тебя Олеся любила? Насколько считать себя ничтожеством, чтобы и мысли не допустить, что тебя могут любить, что ты нужен кому-то, что о тебе кто-то хочет заботиться, искренне хочет, что тебе сострадают, по-настоящему, сердцем. Как можно себя так ненавидеть, Паш?.. Вот в чем твой Ад. Твой.