Вернусь, когда ручьи побегут - Татьяна Бутовская Страница 24

Возвращаясь домой после очередной процедуры, где ее щупали, тискали, мяли, вгоняли внутрь синюю жидкость, делали больно и требовали «женщина, расслабьтесь!», Сима решила: все, баста, конец этой муке, сил больше нету, да и результата никакого. Значит, судьба такая. Не будет она больше лечиться. А Левка… Левке она ничего не скажет. И как гора с плеч свалилась. По пути зашла в церковь, поставила свечку Ксении Блаженной и неумело помолилась.

Левы дома не было: Лева в бассейне и вернется не скоро. Сима постояла под теплым душем, вытерлась насухо свежим полотенцем, надела белый махровый халат, привезенный отцом из Болгарии (все-таки папка о ней думает!), поставила на плиту чайник. Налила старой заварки в чашку. Надо бы свежей заварить, да жаль драгоценного времени. Включила торшер в комнате, прилегла на диван, укутала ноги теплым пледом. Тишина, полумрак, любимая зачитанная книжка. Книжку можно читать, а можно просто держать в руках, отпустив мысли на волю, поблуждать вместе с ними вокруг лета, солнца, сияющего моря, чтобы затем намертво прилепиться к той обмазанной медом ночи с Валдисом, при воспоминании о которой сладко перехватывает дыхание и поднимаются волоски на руках.

Связь с Валдисом, длящаяся изрядное количество лет, но все же случайная, никогда не несла угрозы ее семейному благополучию. Но последняя их встреча и та необъяснимая печаль, которой она была изначально помечена, нарушили естественный ход вещей – теперь они не выстраивались в привычном порядке.

Сначала все шло как обычно: ужин в ресторане при гостинице, легкий полушутливый разговор, шампанское в номере, объятия… Она подарила ему пушистого умещающегося на ладони медвежонка: «На тебя похож». «Правда? – Валдис приподнял брови. – Чем же?» «А его так же приятно тискать». Он улыбнулся, ласково взглянул на нее, но лицо его было отстраненным, словно он уже был на перроне с билетом в руке и искал свой вагон. Сима сидела на кровати, поджав ноги и натянув простыню по горло, смотрела, как Валдис в накинутой на голое тело рубашке разливает остатки шампанского. В комнате было темно, лишь свет уличных фонарей проникал сквозь незашторенное окно. Снизу, из ресторана, слышались приглушенные звуки музыки. Приближалось время прощания. Впервые Симе показалось невозможным отпустить от себя этого мужчину и снова жить без него. «Валдис!» – позвала она тихо, одними губами. Откинула простыню, встала, подошла к нему, просунула руки под рубашку, прижалась всем худеньким телом. Валдис на мгновение замер. Дальше случился шквал. До кровати они не добрались, упали на ковер. Робкая, стеснительная Симочка, старательная исполнительница мужской воли, не привыкшая советоваться с собственным телом, вдруг сбросила лягушачью шкурку и превратилась в бесстыжую вакханку, властно влекущую за собой, отдающуюся и владеющую. Ощущение было новым, захватывающим, пугающим. Что-то взорвалось внутри, лопнуло с ощутимым звуком, обрушилось мощной волной, сметая остатки собственной воли, опустошая все неприкосновенные запасы личности. Сима взвизгнула, заскулила, упала на грудь Валдиса и заплакала. Опомнившись, Валдис сказал, гладя ее по голове и с ласковой усмешкой заглядывая в лицо: «Я не знал тебя такой». «Я сама себя такой не знала», – всхлипнула Симочка и уткнулась в его плечо.

Потом Валдис провожал ее до такси, а она, еще не оправившись от потрясения, плохо соображала и не сразу вспомнила, что хотела спросить его весь вечер. Да и как спросить? «Валдис, дорогой, не собираешься ли ты разводиться с Викой? Мне это почему-то не безразлично». Уже у стоянки такси все-таки решилась, начав издалека: «Как у тебя дома, как дочка?» Он пожал плечами: «Дочка? Школу в этом году заканчивает, взрослая». «А… вообще? Все в порядке?» Он улыбнулся, поцеловал ее в щеку: «Да как сказать? – и добавил туманно: – Ничто не вечно под луной…»

Зазвонил телефон, Сима вздрогнула. Звонил Лева, сообщил, что заскочит ненадолго к родителям: мама себя неважно чувствует. «Конечно-конечно», – быстро согласилась Симочка. «Ничто не вечно под луной…» – странная фраза. Что он имел в виду? Но ведь что-то имел? Она отхлебнула остывший чай. Через неделю у Валдиса день рождения. Сима встала с дивана, достала из секретера заранее приготовленную открытку. На ней был изображен симпатичный парящий в небе медвежонок: в одной лапе он держал воздушный шарик с надписью «Поздравляю!», в другой – коробку с тортом, перевязанную голубым бантом. Симочка покусала в раздумье кончик шариковой ручки и не придумала ничего лучше, чем написать на обороте: «Все равно тебя не брошу, потому что ты хороший! С днем рождения, Валдис! Сима». Валдис все поймет про мишку. Завтра она купит конверт и отправит почтой. Хотя, конечно, лучше было бы позвонить. Но в день рождения наверняка соберется много народу, и они не смогут связать друг с другом двух слов. И ей вдруг захотелось услышать его голос, сейчас, сию минуту! Сима редко звонила Валдису, но номер помнила. А если подойдет не он? Если Вика? Не давая себе времени передумать, она набрала московский номер.

– Алло?

Судя по голосу, трубку взяла дочь.

– Э-э… Будьте любезны Валдиса.

После короткой паузы на том конце ответили:

– А он здесь больше не живет.

И повесили трубку.

– Вот как!

Симочка машинально сунула надписанную открытку с мишкой в карман халата, опустилась на диван и глубоко задумалась.

* * *

В поезде «Москва – Ленинград» Александра так и не смогла заснуть, проведя полночи в тамбуре, куря одну сигарету за другой и глядя на проплывающую мимо снежную пустыню с редкими вкраплениями огоньков чужих существований. Дома ее не ждали. При мысли о том, что нужно будет объяснять свое внезапное бегство из Москвы, сводило скулы и делалось совсем тошно.

Пьяненький попутчик из СВ, представившись корреспондентом молодежной газеты («Евгений П., читали, может?») пытался навязать свою компанию. «Какие у вас красивые волосы», – говорил он, нависая над Александрой и тесня ее в угол тамбура. Она подумала, мельком взглянув на его гладенькую физиономию со скошенным подбородком: вот пойти сейчас к нему в СВ да и отдаться, чего уж там… Он шепнул, интимно склонившись к самому уху: «А у меня, между прочим, гусиный паштет есть и коньяк КВ». И посмел положить руку на ее плечо. «Подите вы со своим собачьим паштетом», – без всякого выражения в голосе сказала Александра и отвернулась к дверному окну. «Гусиным, – поправил он. И только после этого обиделся: – Да и ради бога!» Бросил на пол недокуренную сигарету «Marlboro» и исчез в вагоне, хлопнув дверью.

Время от времени Александра заходила в вагон, чтобы посидеть на откидном сиденье в коридоре и отогреться. В середине ночи в тамбуре утвердился военный командированный, Михал Иваныч, разумеется сильно нетрезвый. Доверительно сообщил, откуда едет, куда и зачем, кинул на пробу анекдот про поручика Ржевского и добавил еще несколько – по восходящей степени похабства. Саша слушала, громко хохотала.

– Выпьем? – предложил он и, прищурившись, выпустил изо рта дым колечком.

– Выпьем, – согласилась Александра.

У него было одутловатое лицо и маленькие вострые глазки, почти лишенные ресниц. Поверх зеленой форменной рубашки накинут китель. Сашин отец, военный инженер, носил когда-то такую же рубашку и обязательный галстук на резинке, застегивающийся под воротничком. Приходя со службы, он первым делом избавлялся от галстука и вешал его на шею бронзовому Аполлону, стоявшему на огромном письменном столе; переодевался в бархатную куртку с кистями, садился в кожаное кресло, закидывал ноги на столешницу, обтянутую зеленым сукном, и, все еще отстраненный, наблюдал, как мама накрывает к ужину.