Рай на заказ - Бернард Вербер Страница 24

– Конечно! Разумеется!

Она попросила дать ей немного времени, чтобы «привести себя в порядок» в ванной комнате.

– Лучше всего я получаюсь вот в этом ракурсе. Если я, конечно, могу вам советовать...

Иоланда повернула голову, улыбнулась и стала принимать разные позы, некоторые из которых выглядели довольно вызывающе. Возможно ли, чтобы это была та самая женщина, мать, которая связала руки собственному ребенку, засунула его в мешок для мусора и выбросила в канал?

Проводив меня до дверей, женщина попрощалась и предложила приходить когда вздумается, чтобы слегка перекусить и поболтать о моей страсти к журналистике.

Я вышел из дома Иоланды с ощущением тошноты и отвращения, и это чувство было гораздо сильнее, чем в тот день, когда я увидел оторванную женскую руку.

Я вернулся в издательство, чтобы написать статью. К вечеру глаза у меня так уставали, что я предпочитал не зажигать ярких ламп дневного света. Размышляя, я обычно расхаживал по полутемным коридорам здания. Во время одной такой прогулки моя нога с чавканьем погрузилась в какую-то мягкую массу, и я едва не упал.

Первое, о чем я подумал, был пакет с помидорами, но тут пакет заговорил:

– А, это ты...

Жан-Поль. Он был настолько пьян, что не держался на ногах. Главный редактор полз по полу, как гигантский слизняк.

«Я только что наступил на человека! Более того, на своего начальника...»

Ощущение было странным. Моя нога еще стояла у него на животе, когда снизу донеслось:

– Ты все статьи отправил?

– Э-э... я как раз занимаюсь этим, – пробормотал я, проворно убирая ногу.

– Что ж, ладно. Ты хорошо работаешь. Тебя здесь, похоже, все ценят. Ну я бы сказал, ценят достаточно для человека не из нашего города.

– Спасибо.

От него сильно разило дешевым пивом. Причем вишней там и не пахло.

– Я бы хотел поговорить с вами о расследовании смерти маленького Мишеля, – заявил я.

Главред приподнялся и попытался встать на четвереньки, но ему это не удалось. Я протянул ему руку, чтобы помочь, однако после еще одной бесплодной попытки он предпочел остаться на ковре. Жан-Поль сумел лишь выговорить следующее:

– Это может подождать до завтра, правда?

Погода не следующий день выдалась на славу. Жан-Поль принял меня в своем большом кабинете. Ничто в облике шеф-редактора не напоминало о том, как пьян он был накануне. Длинными аристократическими пальцами он вытащил сигарету и щелкнул зажигалкой:

– Твоя статья о лилипутке очень удачна. Я, например, до этой заметки и не подозревал о существовании лилипутов. Я путал их с карликами и даже полагал, что все это легенда из книжки Свифта. Ты пишешь, что у нее есть дом, построенный специально для нее. Но ведь это должен быть кукольный домик?

– Я бы хотел поговорить с вами об убийстве маленького Мишеля.

– Ах да, конечно. И до чего ты докопался?

– Ну... как бы это сказать... полагаю, я нашел убийцу.

– Прекрасно. И кто же это?

– Его мать, Иоланда. Она уже однажды пыталась его убить. Я говорил с полицейскими и могу восстановить ход событий. Она сама призналась мне, что вынуждена была выбрать одного из двух детей и предпочла сохранить того, кто ей казался симпатичнее.

Он пристально взглянул мне в лицо, приложив палец к губам.

– Я уже написал статью. В ней изложены все подробности моего расследования.

Главред пожелал ознакомиться с ее содержанием. Я протянул ему шесть листков с текстом, фотографии маленького Мишеля, его матери и дяди и места, где было обнаружено тело.

Жан-Поль покачал головой, как врач, который начинает догадываться о сложном диагнозе. Он прочитал статью, рассмотрел фотографии и, улыбнувшись, посмотрел на меня:

– Ты ведь не думаешь, что это напечатают?

Сам я никак не мог решиться говорить ему «ты».

– Вы считаете, что собранные мной факты ничего не стоят?

– О нет, тут все в полном порядке. Ты замечательный сыщик, просто Шерлок Холмс.

– Вы считаете Иоланду невиновной?

– Что ты, тут нет никаких сомнений: она действительно убила сына. Более того, сделала это преднамеренно.

Я прикусил губу:

– Тогда в чем же дело?

Улыбка главреда стала еще шире.

– Проблема в том, что ты не отдаешь себе отчета в том, какой эффект произведет подобная статья. Как по-твоему, что произойдет, если мы ее опубликуем?

– Эту женщину арестуют и будут судить.

– Да. А потом?

– Она отправится в тюрьму. – Я пытался понять, что же не так, и высказал одно предположение: – Вы хотите сказать, что тогда пострадает второй ребенок, которого лишат матери, да?

– Нет.

– Но что тогда? В чем загвоздка?

Он долго качал головой.

– Ты хочешь, чтобы у тебя на совести были убийства?

– Я не понимаю...

– Ну хорошо. Если уж тебе все надо разжевать... Эта женщина сказала, что убила сына, потому что ей не хватало денег на содержание двоих детей. Ей пришлось сделать выбор, правильно?

– Совершенно верно. Она именно так и сказала: «Я выбрала более симпатичного».

Жан-Поль замер, как преподаватель, который надеется, что ученик сам отыщет ответ.

– Думаю, ты догадываешься, что Иоланда – не единственная женщина, оказавшаяся в подобной ситуации. Есть десятки, даже сотни матерей, у которых слишком много детей и слишком мало средств, чтобы их прокормить. Они не сделали вовремя аборт, позволили своим отпрыскам появиться на свет и теперь не знают, что с ними делать. До них постепенно доходит: чтобы поправить свое положение, нужно, говоря языком экономики, «ликвидировать помехи». Ты следишь за моей мыслью?

– Гм...

– Но они не понимают, как за это взяться. Потому ничего и не делают. Даже если очень этого хотят.

Я молчал.

– Этот мир не так прост, как выглядит по телевизору, в кино или в газетных статьях. Людям говорят то, что они хотят слышать, и это далеко не всегда правда.

– То есть... – начал я.

– Очнись, приятель. Нет никакого материнского инстинкта, это всего лишь трюк, который придумали рекламщики, чтобы продавать присыпки, памперсы и прочее барахло! Врожденная материнская любовь... Что за бред! Но именно потому, что ее нет (равно как и Деда Мороза), люди после двадцати пяти лет начинают посещать психотерапевта. Моя мать меня не любила. Вероятно, то же самое можно сказать и о твоей матери. Они не любили нас, но не решились убить. Наверное, потому, что их останавливали те самые «технические трудности». И в этом вся разница между маленьким Мишелем и нами.