Похищенный - Эбби Тэйлор Страница 24

Эмма не могла читать дальше.

Позвонил ее прежний начальник из Центра телефонного обслуживания и пара бывших сотрудниц. Отметилась звонком и Клэр Бернс, которая жила теперь в Брайтоне. Все говорили, что им очень жаль и они надеются, что Риччи скоро найдут. Но никто из них на самом деле не знал его. Никто из них даже никогда в глаза его не видел.

Из Бата дозвонилась миссис Корнс, шокированная и перепуганная. Ее дрожащий голос казался на двадцать лет старше и беспомощнее, чем когда Эмма виделась с ней в последний раз. Она без конца повторяла: «Бедный Робби! Бедный маленький Робби!» Она предложила приехать в Лондон, но Эмма понимала, что старушке лучше оставаться там, где она сейчас. Ей удалось отделаться от нее, сообщив, что ее подруга, Джоанна, на время переехала к ней.

Но Джоанны рядом не было. Она дала о себе знать один-единственный раз. «Мне очень жаль, что так вышло с Риччи. Позвони, если тебе что-нибудь понадобится». И больше Эмма не слышала от нее ни слова. Джоанна не зашла к ней. Очевидно, каким бы нелепым и смехотворным это ни казалось, она так и не простила Эмму за те слова, которые она бросила в адрес Барри в тот последний раз, когда они разговаривали.

Зато позвонила Карен, самая старая подруга Эммы из Бата, и этот звонок значил очень многое. Карен уехала в Австралию вместе с Эммой и Джоанной после того, как они все сдали выпускные экзамены. Они втроем снимали невзрачный, пронизанный солнечным светом домик на морском побережье в Бонди-Бич. Эмма очень скучала по Карен. Та была отличной подругой, как показало время, намного лучшей, чем Джоанна. В университете Карен и Эмма горой стояли друг за друга. Они оставались лучшими подругами, познакомившись еще в средней школе, когда обеим было по одиннадцать лет. Джоанну, новенькую из Миддлсборо, которая не знала в университете ни души, поселили в соседней с Карен комнате студенческого общежития. Однажды вечером Карен и Эмма застали ее в слезах. Она самозабвенно рыдала и причитала, что очень одинока, что она ненавидит Бристоль, что намерена бросить учебу и вернуться домой. Мягкосердечная и отзывчивая Карен настояла, чтобы Джоанна присоединилась к ним за пиццей и еще раз обдумала свое решение. Джоанна оказалась девушкой веселой, готовой развлекаться ночь напролет, и они стали дружить втроем.

Но если в Сидней в погоне за солнцем и приключениями Карен, Джоанна и Эмма отправились втроем, то назад вернулись только двое из них. Карен осталась в Австралии, с Коннором, своим новым приятелем, переехав в Мельбурн. И теперь, похоже, она осела там навсегда. Они с Коннором только что обручились. Карен случайно обмолвилась об этом в разговоре с Эммой, а потом расплакалась и принялась рассыпаться в бесконечных извинениях. Положив трубку, Эмма была даже рада, что наконец удалось от нее отделаться.

Но самый тягостный телефонный разговор состоялся у нее с Оливером. Полиция все-таки разыскала его в Малайзии. Кажется, он теперь жил там. Они с Эммой разговаривали в первый раз после рождения малыша, если не считать единственного письма по электронной почте, присланного Оливером из Тайланда, когда Риччи исполнилось шесть месяцев. В нем Оливер писал, что чувствует свою вину за то, как все обернулось, и выражает надежду, что у них все в порядке.

В конце он добавил: «Ты лишила меня права голоса в этом вопросе». Своего сына он так никогда и не увидел.

— Тебе, должно быть, очень тяжело, — сказал он. Похоже, Оливер был искренне расстроен. — По-настоящему тяжело. Представляю, через что тебе пришлось пройти.

— Это все ерунда, учитывая, какие испытания могут выпасть на долю Риччи, — напомнила Эмма.

— Не говори так. Ведь он и мой сын тоже.

Эмма тихонько заплакала, закусив губу. Как много значили бы эти слова, услышь она их хоть раз в последние тринадцать месяцев.

— Меня допрашивала полиция, — сообщил Оливер. — Правда, это был телефонный разговор. Они сказали, что вряд ли будет необходимость мне приезжать в Англию.

Эмма ничего не сказала.

— Но это не значит, что я не приеду, если ты захочешь, — заявил Оливер. После паузы он добавил: — Я читал, что пишут о тебе в газетах. О том, что якобы ты плохо за ним присматривала. Но, разумеется, это ничего не значит. Я знаю, что газетчикам нельзя верить. Если ты хочешь, чтобы я приехал, я приеду. Мне придется задержаться, чтобы все устроить, но в сложившихся обстоятельствах…

Эмма вытерла нос рукавом.

Она сказала:

— Тебе не нужно приезжать.

— Ты уверена? Потому что если я что-то…

— Тебе не нужно приезжать.

И положила телефонную трубку. Странно, но куда-то подевались все чувства, которые она к нему испытывала. Было время, когда она была готова сделать для него что угодно. Буквально все. Но теперь она не чувствовала к нему ничего. Он напрасно тратил ее время, занимая линию в то время, когда кто-нибудь мог пытаться дозвониться ей с новостями о Риччи.

* * *

Все эти люди, которые ей звонили… В действительности же никто из них не знал Риччи, не переживал из-за него всерьез и ничем не мог помочь ему сейчас. Она спрашивала себя, как такое могло случиться. Как она могла так подвести его? Как она могла поставить их обоих в такое положение, что они остались совсем одни, без друзей и без любви?

Эмма пошевелилась и уткнулась лицом в диванную подушку.

Как легко, бездумно легко оказалось потерять людей, которые некогда играли такую важную роль в ее жизни. И как неимоверно тяжело заменить их…

Она продолжала лежать неподвижно в мертвой тишине комнаты. Было еще слишком рано, чтобы включилось центральное отопление. На Эмме была футболка и спортивные штаны, руки у нее начали мерзнуть. Свитером она укутала ноги, и у нее не осталось сил, чтобы подняться и надеть его. Солнце скрылось за тучами. Комната, в которой и так никогда не было особенно светло, вслед за нахмурившимися небесами погрузилась в полумрак. Над диваном нависла тень.

Еще до того как услышала голос, Эмма поняла, что подсознательно ожидала его.

— Ты оказалась неудачницей, — произнес голос.

Глубокий и холодный голос, бесплотный, не мужской и не женский. Каждое слово четко звучало в тишине. Он доносился из угла, откуда-то из-за телевизора.

Эмма уже слышала этот голос раньше.

— Ты потеряла его, — сказал голос. — И оказалась никчемной матерью.

— Я знаю, — тихонько заплакала Эмма. — Знаю.

Ей было больно, очень больно. Она должна было что-нибудь сделать, но чувствовала себя усталой и разбитой. Словно невидимая тяжесть опустилась ей на грудь, не давая подняться. Руки и ноги похолодели, озноб пополз выше, расходясь по всему телу. Сердце превратилось в кусок льда. Эмма закрыла глаза. Пожалуйста, подумала она. Пожалуйста!

И на несколько благословенных часов она утратила способность думать.

* * *

И вот она очнулась.

Так что же разбудило ее? Нечто очень важное, она не сомневалась в этом. Что-то в квартире? Нет. Что-то, приснившееся ей? Кажется, в сознании забрезжила слабая искорка… Так что же это было? Что-то, имеющее отношение к…