Лето, в котором тебя любят - Игорь Гуревич Страница 24

– Расскажу, – сболтнул я, лишь бы только прекратить этот тяжелый ночной разговор.

– Смотри, ты слово дал. Приду оттуда, проверю, – и подмигнул мне. Протянул руку на прощанье. – Прощай, – и отвернулся, будто и не было разговора.

Знать бы тогда – не бери на себя чужого. Не обещай невыполнимого.

Протаскал я эту историю незримым скарбом за плечами и не понял, как прожил на свой лад. Теперь вот рассказываю чужую, как свою. Прости, братан, через тридцать лет.

Ну что, легче тебе там стало?

7

Лето, ах, лето!

Лето красное, звонче пой!..

Ах, как пелось мне на излете мая в том звонком таксопарке! От струй воды, от хруста бумажек с ленинским абрисом.

Местный сторож сидел на турникете и шлагбауме, гонял чаи и пропускал машины по путевкам. Мой пост был внутри. Располагался я в доминошной, где днем механики забивали «козла» и перекусывали. Ночью – тишь да благодать. В чем заключался глубинный смысл моего присутствия в таксопарке – одному Богу известно. Путевки и выручка курсировали мимо меня. А что касается бензина и запчастей, так, кто знает, кроме начальства, которое присутствовало постоянно (будь то начальник смены или диспетчера), что сливала, что тырила веселая шоферня. Иногда среди ночи прикатывал сам директор, собирал коллективчик у гаражей и тер с мужиками какие-то терки, по-итальянски живописно размахивая руками. Мат звучал громко.

Я как-то спросил отраслевого сторожа:

– Нагоняй дает?

– Не, премию делит. Мужики довольны.

На самом деле мужики были всегда недовольны, но в меру. Начальник знал, что берут они не по счетчику, установленному в каждой желтой «Волге» с шашечками на боках, а по тарифу, крутящемуся в голове шофера и пассажира. Особенно это касалось ночных поездок. Фраза «двойной тариф» была введена задолго до шокового перехода в состояние рынка. Родоначальниками и носителями ее можно справедливо считать советских таксистов. Рынок всего лишь де факто отменил ставший давно не нужным счетчик.

В свою очередь водилы знали, что директор зажимает премию, деля ее среди конторских.

Истина была посредине, когда, как известно, молчание – золото. Причем двустороннее.

Первая моя ночь на новом посту прошла тускло и неинтересно. Попытка слоняться по таксопарку закончилась крепким подзатыльником: «Чего шляешься-высматриваешь? На шлагбауме проверяй».

На следующую ночь был умнее. Затарился пивом – пять бутылок. Угостил таксопарковского сторожа. Сидели на проходной, пили пивко под воблу астраханскую – угощенье соседа по комнате в общаге. Старик размяк, подобрел.

– Ты чего без дела слоняешься?

– А чем заняться?

– Пойдем, покажу, – хитро подмигнул и поманил за собой.

Вошли в доминошную. Старик открыл большой двустворчатый шкаф в углу. Внутри обнаружились… Далее по списку: сапоги высокие сорок первого размера – одна пара, плащ брезентовый длинный с капюшоном пятидесятого размера второго роста – одна штука, шланг резиновый двадцать пять метров – один, ветошь – много.

– Вот, – гордо повел сторож рукой в сторону богатства.

– И что?

– Лопух! Это обмундирование и инструмент для мытья машин. Мойка у нас вечно не работает. Так бабки от вашего ведомства приспособились машины по ночам мыть. Такса – рупь. И шоферы довольны, и бабкам прибавка к зарплате да пенсии. Правда, толку от старых чуть. Три машины вымоют за ночь и уже упер… лись. Да и дежурят чуть не раз в четыре ночи. А ты вон какой шустрый – через ночь скачешь. И деньги, небось, нужны.

– Ну, спасибо, дед, спасибо, родной.

– Долг платежом красен, – поднял вверх указательный палец дед. – С тебя трешка с ночи. Да, а когда мой напарник дежурить будет, – рупь. Но токо не ему, а мне. Сговорились?

– Не вопрос. Но тогда, дед, ты меня ночью за турникет будешь выпускать на проминаж. И ни гу-гу.

– На бл…ки, что ли?

– Да хоть бы и так.

– Ладно. Это дело хорошее, молодое. Если вдруг менты с проверкой наедут, скажу, что ты в срал…ике животом маешься. Они все равно дольше пяти минут тут крутиться не станут.

– Ну, ты просто золотой дед.

– Зря, что ли, в разведке служил, – буркнул дед.

«А по стилю, так больше на интендантские части похоже», – подумал про себя, но вслух не сказал. К чему подначивать хорошего человека?

И началась песня…

Как только в полном облачении с подключенным к крану шлангом я появился в районе мертвой мойки, возле меня скрипнули тормоза.

Из машины выпрыгнул крепкий седовласый мужичок с пышными усами и в клетчатой рубашке с закатанными рукавами.

– Моем?

– Моем.

– Рупь?

– Так точно.

– Первый раз?

– И это правда.

– Тогда даю инструктаж с обучением и ничего не плачу. Идет?

И мужичок, указывая куда и сколько поливать, стал ловко орудовать ветошью, вытирая подтеки и трудно доступные места. Через десять минут машина блестела от стекол и зеркал до ободов и подкрылок, в салоне чернели чистотой вымытые коврики.

– Такие вот дела. Никаких сложностей. Да и к тому же лето, сухо. Смыл пыль – и готово. Ну, бывай, с богом! – благословил на ударный труд и отчалил.

В первую ночь с непривычки я вымыл десять машин. Отдал трешку старому разведчику и не остался внакладе. Со второй ночи я уже не засиживался, работать начал сразу и слаженно. Итог – двадцатка минус три старому. Дело наладилось. На пятое дежурство я чувствовал себя по сути миллионером, был уважаем и узнаваем королями таксопарка – шоферами.

– Привет, кореш! Моем?

– Как всегда.

И тут появилась она. Подъехала, лихо тормознула и выплыла из машины. Джинсы в обтяжечку. Бедра, упругая попка! Шатенка с короткой стрижкой а-ля парижанка. И глаза, раскосые, зеленоватые. И губы, сладкие пухлые. Рубашка в клетку – мода шоферская – поверх маечки завязана на узелок под высокой грудью, обнаженной почти до самых сосков с ясной глубокой возбуждающей ложбинкой… Голова «побежала».

– Э-эй? Паренек? Машинку мыть хоть будем?

– Сейчас, сейчас, – засуетился, руки предательски задрожали. Не столько мыл машину, сколько обливал себя.

Протянула рупь. Закачал головой, мол, не надо.

– Ну, как знаешь, энтузиаст, – засмеялась. Села за руль, опустила стекло. – Студент? Подрабатываешь?

Опять кивнул.

– Да ты говори, не стесняйся.

– С чего это?

– О, и голос приятный. Когда пост сдаешь, студент?

– В шесть.

– Ну, бывай. Не прощаюсь, – и видение исчезло. Остаток ночи прошел как на автомате. Перед глазами стояла она. Когда уже шел по утренней свежей полуспящей пустой улочке, услышал сзади сигнал. Обернулся. Такси. Она.