Четыре оттенка счастья - Мария Миняйло Страница 24

Часть IV

Дорога на юг

Со смертью Бисквитика все кардинально изменилось. Почему? Да потому, что я его любил, потому, что он меня понимал... потому, что он был моим другом. А когда мы похоронили его в деревянной шкатулке, все как-то утратило смысл. Хотя и смысла-то никогда особого не было. Было просто унылое существование... А он вносил в него смысл. Но он умер, и мы похоронили его в деревянной шкатулке из-под маминых бус.

15 июля моя жизнь навсегда изменилась. Точнее, изменилась она к тому времени уже давно. С того самого дня, когда я подрался с дядей Валерой, мама со мной не разговаривала, а папа делал вид, что меня просто нет. Я хотел умереть.

Было так хреново. И даже не потому, что родителям было на меня наплевать, и не потому, что Лиля от меня ушла... Просто было хреново. Быть может, в умных книжках, которыми с таким упоением зачитываются мои однокурсники, такое состояние называют «унынием» или «хандрой»... но я никогда не читал умных книг, поэтому мне было просто хреново.

15 июля, ближе к двум, я шел на обеденный перерыв и встретил своего бывшего одноклассника. Его звали Оскар. Мы никогда не были друзьями, да и не общались практически. У нас были разные интересы. В то время как Оскар курил план, я дрался в подворотнях. Но он не был наркоманом, а я не был хулиганом. Просто у нас так с ним сложилось. Хотя было одно, что нас объединяло. Его тоже бил отец. И он, как никто другой, меня понимал.

Когда мне было 13, папа в очередной раз меня избил. Я сидел на детской площадке возле дома и плакал. Никому не было до меня дела. Только Оскар, который как раз шел из школы, обратил на меня внимание. Он отдал мне свой платок и предложил выпить водки. Я вытер кровь, и мы пошли за водкой. Тогда-то я и рассказал ему, что хочу умереть. А он показал мне шрамы на теле от отцовых побоев.

После этого мы никогда больше не общались. Задирам вроде меня было стыдно водиться с наркоманами, а его компания не принимала меня. Но мы всегда улыбались друг другу. У нас был один маленький секрет... нас обоих били отцы.

Так вот, 15 июля я встретил Оскара.

– Батя бьет? – спросил он, закурив.

– Было недавно, а тебя?

– Неделю назад зуб выбил... – Оскар приподнял губу, демонстрируя отсутствие клыка.

– Хреново... – протянул я.

– Никак денег не насобираю, чтоб новый вставить. Может, по пиву?

– Мне на работу...

– Забей... – Оскар затушил бычок и улыбнулся уголком рта.

Даже не знаю почему, но после этого простого и обыденного «забей» мне стало легко и хорошо на душе. Плевать на маму с папой! Плевать на работу! Плевать на Лилю! Плевать на всех... кроме Бисквитика... И мы пошли пить пиво.

Когда я не пришел на работу, мне позвонил наш менеджер. Я сказал, что больше не вернусь. Меня уволили. Мама плакала. Отец сказал, что я кончу как наш сосед, которого пырнули ножом.

А мне было наплевать...

А через три дня после нашей встречи Оскар позвонил в четыре утра.

– Я собираюсь сваливать из города. Ты со мной? – его голос дрожал.

– Что случилось?

Оскар долго молчал. Он прерывисто дышал, и с каждым его тяжелым вздохом мне становилось не по себе.

– Он опять побил меня... я так больше не могу, – Оскар начал смеяться. Нервно и, пожалуй, даже истерично.

У меня в горле стоял ком, а в глазах рябило...

– Успокойся! – крикнул я, отчего Оскар сразу умолк.

– Куда ехать?

– На юг... у меня там кореш... – протянул он.

– На вокзале через час, – я бросил трубку, вытащил рюкзак и принялся забрасывать в него вещи.

Оскар стоял на перроне, завернув свое худое длинное тело в кожаный плащ. Его лицо было мертвенно белым, а глаза болезненно блестели.

– Алик, мне страшно, – протянул он, хватая меня дрожащими руками за куртку.

– Успокойся! Не время впадать в панику! Билеты взял? – он молча кивнул.

– Когда поезд?

– Через 15 минут.

Я купил бутылку водки и два пирожка с капустой. Через 15 минут поезд тронулся. Оскара лихорадило. У меня колотилось сердце. Через час бутылка была пустая. Оскара рвало. А я стоял в тамбуре и курил. Перед глазами проносились силуэты мрачных деревьев, унылые села...

Почему я поехал с ним... даже не знаю. Может, потому, что мне было его жаль... а может, потому, что мне нужен был предлог сбежать от родителей... а может, потому, что, не откликнись я на его звонок, он бы покончил с собой... Я не знаю. Знаю только то, что когда мне было плохо, только он не прошел мимо. Отец Оскара... он бил его... выбивал зубы, ломал ребра... такие отцы не имеют права жить. Мой папа не такой. Он никогда так меня не бил.

Я практически ничего с собой не взял... только сменную одежду, деньги, мячик Бисквитика и фотографию родителей. Зачем мне нужна была фотография, ума не приложу. Может, чтобы доказать себе, что я не такой уже и плохой сын... Я даже оставил родителям записку...

«Вы вряд ли будете меня искать... Но, тем не менее, скажу: «Не ищите меня». Спасибо вам за все, что вы для меня сделали, и извините за все то, что сделал вам я. Мамочка и папочка, я счастлив! Я действительно счастлив. Надеюсь, вы тоже будете счастливы... Ваш Алик».

Оскар спал. А я молча смотрел в окно и чувствовал полное опустошение... Было на все наплевать...

Часть V

О страшных мыслях

С того самого рокового дня прошло три года. Нас никто не искал. А может, и искали, но так и не нашли. Думаю, все решили, что нас уже давно нет в живых и нет смысла тратить на наши поиски время и силы. Нам же было лучше.

Мы сняли однокомнатную занюханную квартирку и тихо в ней существовали. Я работал в ближайшем продуктовом, а Оскар – на мойке.

Не могу сказать, что мы были счастливы... нам просто было хорошо. Хорошо и комфортно. Никто нас не бил, не поучал, не читал морали... Нам было по 24 года, и мы неплохо жили. Вечерами Оскар укуривался планом, а я упивался пивом... А на утро, задурманенные после вчерашнего, мы шли на работу, если была наша смена... а если нет, спали до обеда, а потом шли гулять.

С Оскаром было легко. Он не напрягал. Иногда, правда, он кричал и плакал по ночам, но мы никогда не обсуждали его сны. Оскар не хотел их вспоминать.

Я редко когда думал о родителях. И совсем забыл Лилю. В течение трех лет было слишком много проблем, чтобы придаваться воспоминаниям и размышлениям. Нужно было выживать и по возможности пытаться жить.

В то воскресенье, 23 сентября, Оскар как никогда был молчалив.

– Чего приуныл? – спросил я, не отрываясь от чтения журнала «Автопарк».

– Все путем... – протянул Оскар, заваривая кофе. Он задумчиво размешивал сахар поржавевшей ложкой и что-то тихо бубнил под нос.