Беглый - Винсент Килпастор Страница 24

Ведь я бегу. Я — в бегах. Я — беглый каторжник. Эх ноги мои, ноги!

За четыре с половиной года я забыл как это оно, в бегах.

Попытаюсь наскоро описать, чтобы не отнять у вас времени, в двух словах. Итак, у вас есть насущные потребности, некоторые жизнено важные, некоторые — не очень. Католик ли вы или протестант, а может и совсем атеист, но вам всем одно надо: жрать хотя бы раза два в день, спать хоть часов пять в тихом, не запальном месте, принимать душ и, непременно, ибо это наводит душевный баланс, регулярно****ься.

А вот когда вы в бегах, целая группа специально обученных разным пакостям негодяев, будет делать все, чтобы лишить вас этих простых и таких земных удовольствий. Паранойя уже никогда не покидает ваше сердце. Как хорошо бы вы не чувствовали себя некоторые дни в бегах, страх да пребудет с вами. Где-то в глубине — паскудным осадком.

Паранойя, как любая болезнь, потихоньку обостряется и вы с тоской понимаете, что по настоящему счастливы были только в тюрьме, когда вас никто не ловил и, вы, по сути никому не были нужны на хрен.

А ещё в тюрьме регулярно кормят…

Повезло мне в этот раз. Соскочил. Приперлись они в квартиру Ди как водиться в пять утра. Ну и прыгайте теперь по огородам, отрабатывайте козлиную зарплату.

Сколько тут исхожено, сколько километров намотал по этим дорожкам и полисадникам вокруг хрущоб выходящих на Бублик. Школа-то моя родная, английская специальная — всего в трех кварталах — на шестом Чиланзара. Где уж тут ментам ахангаранским за мной. Я дома у себя. В моем Ташкенте. Запыхался только. Сейчас бычок найду пожирнее — и выбью клин-клином.

Пяти утра еще нет. Вот и бычок — посижу, покурю. Что теперь делать до того как я смогу заявится к Машке? Она у меня по списку сейчас план Б.

Скорая перспектива окунуться с головой в Машку, растворясь между её крепких бёдер, наполняет моё существование мощным смыслом.

Поцелую Машу — все и наладится! И заживём, друзья. Мне это нужно сейчас, чтобы успокоиться и прогнать вездесущий страх. А чего я, собственно, боюсь? Поймают? Так отправят же обратно, в зону, а там я уже все ходы-выходы знаю, отсижу ещё двушку, подумаешь. Любой срок меньше четырёх — теперь не срок. Опыт.

Когда-то, на втором курсе, мы всю большую перемену неожиданно для меня целовались с Машкой взасос. В старом здании английского факультета, была целая куча пустующих пыльных аудиторий. Приходилось шастать туда три раза в неделю на пары к Маргарет Тэтчер, которая у нас вела грамматику.

Аудитории в здании старого английского факультета все сплошь маленькие, на десять человек, и захламлены исписанными первокурсными лав стори, переломанными лингафонными кабинками. Из них получались изумительные курилки. Забравшись в одну из кабинок, я только изготовился подкурить, как вижу в соседней кабинке вяло красившую губы Машку.

— Здорово, Машка!

А она вдруг перехватывает инициативу, и мы сладко, долго, размазывая свежий слой помады по щекам, целуемся. Что может быть в жизни лучше таких приятных неожиданностей. Мне не особенно нравилось её лицо, но при воспоминании о ее сочных, огромных и нежных губах я весь напрягся внизу.

Скорей! На Юник! Машка, я буду целовать тебя сейчас, как приговорённый к смерти, как неизлечимый раковый больной. Так сладко, будто завтра никогда больше не наступит.

Я буду любить тебя, будто ты Клеопатра, и за стенами спальни, палач уже готовит топор. Кстати, и перекушу заодно. Ежедневная проблема с питанием, как один из побочных эффектов свободы. Напишу об этом статью в журнал.

В такие моменты может закрасться подлая мыслишка -

«А стоило ли бежать из тюрьмы, даже если никто и не охранял?»

Гоните её, подлую эту мысль, друзья! Из тюрьмы бежать надо не задумываясь. Всегда. Тем более если нет охраны — это ведь логичнее самой логики.

А звездюлей дадут, как поймают, за беспокойство, это да. Куда уж без звездюлей-то. Звездюлей, наверное, и боюсь. Жуть. Знать, что вас обязательно безжалостно отмудохают малограмотные представители МВД. Это гораздо хуже чем добровольный визит к дантисту. И потом, страх всегда больше, чем то, чего мы боимся.

Ну-ну, пусть поймают-ка сперва. Я буду осторожный, как Штирлиц. Вот прозвоню сейчас Машуньку, перед тем, как ехать. Пусть выспится только. Сладкая моя. Подберусь поближе — потихоньку и звякну.

Телефон — автомат, в двух кварталах от ее дома.

— Ну ты совсем очумел что-ли? На хрена с тюрьмы сбежал?

— Маш, я же те вчера объяснял!

— Да пошел ты! Мама только недавно отошла от ментов, которые Славку ловили, а тут опять ночью припёрлись вчера.

— Кто припёрся? Как они узнали-то? Блин, Машка, я же не нарочно. Прости!

— Ты мне из дома звонил вчера? Они были там и посмотрели последние номера, которые ты набрал, штирлиц гребанный! Знаешь, менты говорят, тебе ничего не будет, если сам сдашься.

— Они всегда так говорят, Маш. Сдавайся — мы тебя сразу отпустим! Подпиши — здесь, тогда тебе ничего не будет. Это у них называется процессуальные мероприятия. Погоди, а Славка-то давно откинулся? Адрес дашь его?

— Он живёт в трёх кварталах отсюда, не звони больше мне. Малявину и Агронской не звони ни в коем случае, их отцы тоже сидят, будут запугивать, если тебя не сдадим, а мне пришлось им все студенческие фоты отдать. Так что они теперь тебя быстро обложат. И у Славки не зависай долго. Его участковый проверяет через день. Удачи желаю, но если есть мозги — сдавайся!