Три коротких слова - Эшли Родс-Кортер Страница 24

– Я уже у него был, – ответил полицейский. – Тебя они тоже били?

Я без передышки принялась перечислять все ужасы. В дверях показалась дежурная со стаканом газировки в руке.

– Не устала? – спросила она.

Я помотала головой.

– Тебя осматривал врач, пока ты жила у Шпицев? – продолжал полицейский.

– Да! – И я рассказала про прокушенную щеку. – Но он повелся на россказни миссис Шпиц, будто я упала, и даже ничего не заподозрил. – Полицейский слушал, одновременно записывая мой рассказ. – Передайте ему, чтобы лучше осматривал пациентов.

– Обязательно, – ответил полицейский. – Хочешь еще что-нибудь сказать?

– Да. Не давайте им мучить других детей.

– Постараюсь. – Он закрыл блокнот. – Иди и спи спокойно. Здесь тебя никто не обидит.

Согласно законам штата Флорида, дела о положении иждивенцев должны пересматриваться каждые полгода. По непонятной причине наше дело не рассматривалось в суде целых два года. Теперь судья постановил начать процедуру подготовки к лишению Лорейн и Дасти родительских прав вместо намеченного ранее воссоединения семьи.

Я понятия об этом не имела, думая только об очередной встрече с мамой, а когда мне сказали, что и Люк будет там, я запрыгала от счастья, что увижу их обоих. Ведь раньше я если и уезжала куда из Лейк-Магдалин, то только на встречу с мамой или к Мерритам, повидать Люка. Мама привезла нам пасхальные корзинки, мягкие игрушки и новую одежду. Люк принялся забрасывать мяч в переносную баскетбольную корзину, а я с гордостью демонстрировала маме, как делаю «мостик». Мама, как обычно, перебрасывалась фразами с незнакомой мне сотрудницей органов опеки. Разговор принимал напряженный характер.

– Вы уже посещали психолога? – спросила служащая.

– Я же сказала судье, что запишусь, – огрызнулась мама.

– Не забудьте пройти обследование и взять заключение.

– Я вам не нравлюсь, вот вы и гоняете меня по кабинетам.

– Когда вы сообщите мальчику о своем решении? – спросила ее собеседница, кивнув в сторону Люка.

– Когда надо! – пробормотала мама себе под нос.

О том, что мама добровольно подписала отказ от родительских прав в отношении Люка, я не знала. Перед тем как уйти, она отвела Люка в сторонку, присев вровень с ним.

– Люк, послушай внимательно, что я скажу. – Он торжественно кивнул и попытался прижаться к ней, но мама мягко его отстранила. Отерев слезы рукой, она продолжала: – Мы с тобой должны расстаться. – Мама взглянула на женщину, а та кивнула ей, как бы ободряя. – Возможно, навсегда. – Мама кашлянула. – Понимаешь, ты должен жить с Дасти, а не со мной.

Я вздохнула с облегчением: пусть маме не нужен Люк, зато за мной-то она обязательно вернется. После того мой брат, которому тогда было пять лет, больше никогда не виделся с мамой.

Не отдавая себе отчета в том, что только что произошло, я вернулась в Лейк-Магдалин. Зайдя в комнату, я похвасталась своей новой одеждой перед Эллой.

– Что мне завтра надеть? – спросила я.

– Да всем насрать, – ответила она.

В ногах кровати я выложила желтые шортики и полосатую кофточку. Утром, собираясь надеть ее, я обнаружила, что все пуговицы оторваны и валяются на полу.

Я помчалась в общую комнату.

– Кто это сделал? Кто сорвал пуговицы с моей кофты? – завопила я.

– Тебе нужно выпустить пар, вот ты и портишь вещи. Но так ты ничего не добьешься, – сказала психолог.

– Я бы ни за что не испортила мамин подарок! – запальчиво ответила я.

– Можешь пришить их обратно. – И она протянула мне иголку с ниткой. – Возможно, тогда ты научишься требовать внимания по-другому.

От обиды и возмущения я заплакала. Почему они решили, что это сделала я?.. Шить я не умела. Дрожащими руками я заправила нитку в иголку и просунула ее сквозь дырку в пуговице, но на нитке не было узелка, и иголка вышла с изнанки. Немного повозившись, я обвязала нитку вокруг пуговицы. Получилось кривовато; впрочем, когда я застегнула кофточку на все пуговицы, это было не так заметно. В тот день я в очередной раз убедилась, что ни я, ни мои чувства никому не интересны. Никому, кроме мамы.

Вскоре после прощания с Люком мама попросила о свидании со мной. Помню, как сидела у нее на коленях в кабинете мистера Ферриса.

– Знаешь, солнышко? – начала мама, теребя мои локоны. – У меня теперь есть хороший дом и работа. Я живу с тетей по имени Бабетта и ее сыном Дрю.

– А сколько лет этому Дрю?

– Шесть.

– А когда я стану жить с тобой, мама?

– Как только…

Мистер Феррис громко прокашлялся, предупреждая маму не выходить за незримые границы.

– Где тебе жить, решит судья, – сказал он своим елейным голосом, который я ненавидела всей душой.

Мистер Феррис повернулся к маме:

– Миссис Гровер, не забывайте о правилах, когда обсуждаете такое с детьми.

– Мне ведь надо рассказать ей про младшего? – подчеркнуто вежливо спросила мама.

Он сделал жест рукой, как король, дарующий милость.

– Солнышко, помнишь, я говорила тебе, что ты останешься со мной, а Люк будет у Дасти?

Я затаила дыхание. Скорлупка, в которой жила моя детская вера, вдруг истончилась, как никогда, и я испугалась, что она треснет и рассыплется от того, что сейчас скажет мама.

– В общем, от Дасти можно всего ожидать, если делать ему наперекор. Если я не отдам ему Люка, он может меня покалечить. Поэтому я приехала за тобой сюда, во Флориду, – подальше от него. – Мама повременила. – Ты понимаешь?

– Я буду жить с тобой и мамой Дрю, а Люк – нет.

– Надеюсь, что будешь. – Она выжидающе посмотрела на мистера Ферриса. – Как только судья даст разрешение.

– А Люк уедет к Дасти?

– Наверное. Я не знаю.

Я уткнулась лицом в мамину кофточку. От мамы пахло, как от бутерброда с копченой курицей. Мистер Феррис протянул маме какие-то бумаги, и она подписала их, другой рукой прижимая меня к себе.

Я вздрогнула, и мама погладила меня по спине.

– Потерпи, солнышко, уже совсем скоро.

Меня записали на осмотр к врачу – доктору Говарду Блэку. Я была рада хоть куда-нибудь выбраться из Лейк-Магдалин, но все же удивилась:

– А зачем мне к врачу? Я же не заболела.

– Это особый врач, – ответила воспитательница.

За серьезным выражением лица доктора, казалось, прячется улыбка.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Через неделю будет восемь с половиной.

Я положила ногу на ногу и выпрямилась в кресле.