Эликсир любви. Если начать сначала - Эрик-Эмманюэль Шмитт Страница 24

Возвращается сердитая Мойра.

Мойра. Надоели они мне.

Мужчины светлеют лицом.

Саша. Бетти с Кассандрой?

Мойра. Ну да. Кажется, я немножко ревную. (Саша и Александр подходят к ней, смущенные упоминанием о ревности.) Дуры такие, сами не понимают своего счастья!

Александр (забывая, что Мойра не может его услышать). Какого еще счастья?

Мойра. Что в них кто-то может влюбиться.

Саша. Это с каждой девушкой может случиться.

Мойра. Со мной не может. Из-за моей болезни я всегда буду одна.

Александр (забывшись). Мойра!

Саша (потрясенно). Мойра, почему ты так уверена?..

Мойра. Мне нельзя бегать, нельзя танцевать, нельзя петь. Я задыхаюсь при малейшем усилии. Даже если бы мне удалось забеременеть, это было бы просто безумием… Какому мужчине захочется получить такой подарок?..

Александр (потрясенно). Я и забыл, что она об этом думала…

Саша. Мойра, ты такая красавица! Ты будешь кружить головы всем подряд, можешь мне поверить!

Мойра. Да? Но даже если это так, разве моя собственная голова имеет право закружиться? Едва мой воздыхатель узнает о моей болезни, он сбежит не оглядываясь, и я даже не могу на него за это обижаться…

Саша отступает, потрясенный этим признанием. Александр остается подле Мойры, продолжая говорить, как будто она может его услышать.

Александр. Ты забываешь об одном – о любви… (Пауза.) Он ведь может любить тебя. Такую, какая ты есть.

Мойра (Саше). Эта любовь будет замешена на сострадании. Я внушаю жалость, Саша, – жалость, а не любовь. (Поворачивается и идет к двери.)

Саша. Ты уже уходишь?

Мойра. Там по телевизору программа с Мико Мори.

Александр (словно сообразив что-то наконец). Так вот оно что!..

Саша. В каком смысле?

Александр. Ну конечно – Мико Мори! Идеальный мужчина, опрысканный розовой водой! Она его использует как щит, чтобы не влюбиться в реального человека.

Саша (направляясь к телефону). Если я стану обычным терапевтом, я буду прописывать ей лекарства, от которых не будет никакого проку; если же уеду в Гарвард и займусь наукой, то смогу понять механизм ее болезни и, возможно, найти средство ее спасти… (Набирает номер.)

Александр. А Кассандра? А ребенок? А бабушка?

Саша. Хочешь сбить меня с толку?

Александр. Нет, спрашиваю. У тебя есть выбор – остаться или уехать. Если останешься – ты знаешь, что тебя ждет. Уедешь – полная неизвестность.

Саша. Ну так помоги мне правильно выбрать!

Александр. А что, если неправильный выбор – твоя судьба?

Пауза. Саша трет себе лоб.

Саша (явно мучаясь). Если я останусь…

Александр. Если ты останешься, станешь замечательным врачом, вся округа будет на тебя молиться, ты будешь лечить, спасть человеческие жизни, помогать младенцам явиться на свет, твои близкие будут счастливы, баба Лу избежит разорения, Кассандра сможет опереться на мужа, у ребенка будет отец…

Саша (опускает голову, сраженный этими доводами.). Боюсь, я понял…

Александр. Что ты понял?

Саша. Я думал только о себе. Я забыл о других. Научные амбиции, отъезд в Америку – никакое это не бескорыстие, а просто переодетый эгоизм. Я внушил себе, что действую исключительно из альтруистических побуждений, но в сущности делал все только ради самого себя.

Александр. Иными словами, ты делал ставку на неведомое.

Саша. Такая перспектива казалась более богатой.

Александр. Неведомое главным образом богато тем, что ему приписывают. Оно облеплено иллюзиями, как липкая лента мухами.

Саша. В каком смысле?

Александр. В лаборатории Штейнберга ты занимался бы изысканиями, это бесспорно, но ты уверен, что добился бы результата?

Саша. Что? Ты считаешь меня неспособным…

Александр. Я ничего не считаю. Я только хочу тебе напомнить, что исследователи – исследуют. Они любят искать, а не находить. Их жизнь состоит из выдвижения гипотез, которые подтверждаются или не подтверждаются экспериментом. И бывает так, что не подтверждается ни одна из них…

Саша. Ты меня пугаешь.

Александр. Амбиции, честолюбие – это нередко форма ухода от действительности. Когда человек предчувствует, что ничего не добьется в реальной жизни, он выдумывает себе другую жизнь, воображаемую, настолько высокую, что не добиться успеха ТАМ – дело вполне нормальное. Он, в сущности, даже не стремится к триумфу, – он просто заранее скрывает свое поражение… Саша, твоих сегодняшних знаний вполне достаточно, чтобы послужить и обществу, и близким. Зачем гоняться за химерами?

Саша. Я мечтал принести пользу людям…

Александр. Вот и принеси, прежде всего своим близким.

Саша. Я мечтал создать что-то новое!

Александр. Кто же в двадцать лет не мечтал изменить мир!

Саша (ему явно не по себе). Но если не мечтать об этом в двадцать лет, то когда? И почему этим должен заниматься кто-то другой? (Возмущенно.) Высмеивать мечты молодых – любимое занятие пожилых людей! Но когда пожилые издеваются над нашими амбициями, они в действительности говорят о себе, пытаются оправдать свои неудачи, свою лень, свою тусклую рутинную жизнь!

Александр. Ты все же не забывай, что я – не просто пожилой человек. Я – это ты.

Саша. Ты – неудачник?.. Я – неудачник?

Александр. Продолжай. Высокомерие – плод незрелой юности.

Саша. А злорадство и цинизм – плоды многоопытной старости?.. Ты не поехал в Гарвард, не занимался наукой, всю жизнь возился с насморками и вывихами, а теперь ты хочешь, чтобы я одобрил твою трусость, твою лень, твою никчемность? Нет уж! Я не соглашусь с тем, что в двадцать пять лет уже всего достиг и ни к чему не должен стремиться!

Александр. Ах вот как?

Саша. Я не из тех людей, что вечно смотрят себе под ноги, забывая о небе над головой! Они все тщательно взвешивают, рассуждают, выверяют все «за» и «против», но я не из таких! Трусы умеют прекрасно анализировать ситуацию, в отличие от храбрецов. Хватит маяться сомнениями, я еду!

Александр. А как же твои близкие?