Мой бедный богатый мужчина - Мария Воронова Страница 24

Диана слегка расслабила сжатые коленки, но он убрал руку и сказал:

– Слишком аппетитно. А мы ведь собираемся потерпеть до свадьбы, я правильно понимаю? Но обещаю, что терпеть придется недолго.

Дверь открылась без стука, и в кабинет вошла Галя.

Розенбергу совсем не хотелось ее видеть, однако он галантно привстал и показал ей на стул. Она уселась, вызывающе закинув ногу на ногу, и достала из сумочки сигареты.

Яков Михайлович задумчиво глядел на бывшую любовницу. Галя была редкостно красивой, просто завораживающей женщиной. Диана ей в этом сильно уступала. Главную прелесть в Дианиной внешности составлял открытый и доброжелательный взгляд да еще длинные густые волосы. Галя же, если бы жизненные обстоятельства сложились иначе, могла бы стать топ-моделью или даже кинозвездой. Огромные, как на персидских миниатюрах, глаза, яркие пухлые губы, тонкая талия, ноги совершенной формы… Раньше Розенбергу очень нравилось любоваться этим телесным великолепием, но после знакомства с Дианой он как-то внезапно к Гале охладел.

– Чай, кофе? – спросил он, мечтая, чтобы она спросила его о какой-нибудь ерунде и побыстрее ушла. Выяснять отношения он, как и большинство мужчин, терпеть не мог.

После вечера, проведенного у Дианы за игрой в покер на спички, Розенберг перестал звонить Гале, надеясь, что она догадается о разрыве сама. Их встречи происходили в Галиной квартире, но Розенберг был очень аккуратен и никогда не оставлял там своих вещей, так что новых поводов для встреч не было.

«Вот зачем она приперлась? – с тоской думал он, заряжая кофеварку. – Я никогда ничего ей не обещал, и можно было понять, что если я не звоню третью неделю, значит, больше не хочу ее видеть». Он протянул ей изящную чашку с густым сладким кофе, чуть не добавив: «Пей и уходи».

– Ты что, Розенберг, женишься? – спросила Галя с болезненной развязной интонацией.

Чтобы не смотреть на нее, Розенберг стал набивать трубку.

– Да.

– И я так понимаю, не на мне? – Галин голос неприятно зазвенел.

Господи, какая глупость… Зачем приходить, если знаешь, что тебя не хотят видеть? К чему эти саркастические усмешки? Розенберг нисколько не чувствовал себя виноватым, а тягостное ощущение от присутствия бывшей любовницы потихоньку сменялось радостью – оттого что он не свалял дурака и не женился на ней.

– Галя, нам нечего обсуждать, – добродушно, но твердо сказал он. – Вопрос «почему не я?» – один из самых бессмысленных вопросов, изобретенных человечеством. Ты красивая, умная…

– Очень мило! – фыркнула она. – Сначала ты отнял у меня целый год жизни, заморочил мне голову, а теперь женишься на какой-то соплячке, а мне кидаешь фальшивые комплименты, как собаке – кость!

– Я никогда не морочил тебе голову и не обещал на тебе жениться…

– Вот именно! – Она вскочила со стула и заметалась по кабинету, как пантера по клетке. – Все это время ты парил мне мозги, ты говорил, что любишь свою умершую жену и поэтому никогда больше не женишься! А я как идиотка целый год слушала этот бред только ради того, чтобы ты сделал мне ручкой ради какой-то медсестры! Ты поступил по меньшей мере непорядочно!

– Да? – Розенберг разозлился, но старался держать себя в руках. – Но я и не знал, что ты хочешь замуж. Ведь ты все время говорила, что тебя все устраивает. И не надо рассказывать мне про отнятые годы, пожалуйста. Слава богу, ты от меня кое-что получила. Я устроил тебя на хорошую работу… Или я мало подарков тебе покупал?

– Как ты смеешь? – взвилась Галя и разрыдалась.

Он так и знал, что без этого она не уйдет из кабинета!

Он подал ей стакан воды, хотя ее вид был ему неприятен, а слезы казались ненастоящими.

«Действительно, мы встречались целый год, – меланхолически подумал Розенберг, – и она не сделала мне ничего плохого, кроме хорошего. Но я ее не знал и, главное, не хотел знать. Она умнее Дианы и остроумнее, но мне никогда не хотелось беседовать с ней, обсуждать что-то. Мне было абсолютно наплевать, как она живет в те дни, что мы не видимся, и ее рассказы я слушал невнимательно, пропуская половину мимо ушей. Даже ее сексуальность… Да, она очень привлекательная женщина, и мне нравилось ее тело. Но нравилось не потому, что оно нравилось лично мне, а потому, что любого нормального человека такие формы должны приводить в восторг. Когда я видел Галю, я говорил себе: смотри, Розенберг, вот красивая женщина, предел мечтаний всех мужиков, так что и тебе не мешало бы возбудиться. И возбуждался, потому что так полагается. А при виде Дианы у меня нет этих промежуточных размышлений, я просто хочу ее…»

Розенберг отвлекся от утешения Гали и мечтательно улыбнулся в окно. Она зарыдала еще громче. Пришлось опять повернуться к ней.

– Галя, все уже решено, – сказал он. – С тобой мы провели вместе недурной год, давай не портить память о нем глупыми сценами.

С этими словами он поднял бывшую любовницу со стула и повел к двери.

На пороге Галя достала из сумочки пудреницу, посмотрела сначала в зеркало, потом на Розенберга.

– Ты очень сильно пожалеешь, – выпустила она напоследок парфянскую стрелу.

«Вот уж что нет, то нет», – подумал он, закрывая за ней дверь.